Когда не горят костры

Лекарь, кажется, ответом удовлетворился, снова к еде вернулся, время от времени внимательный взгляд на старосту поднимая. А тут и Зимка вернулась с окороком – наконец-то! И где она пропадала столько времени? И не слышала ли того, что о ней говорили?

– Вот окорок, батюшка, – спокойно и размеренно сказала она, легко держа огромное блюдо с нарезанным мясом. – Приготовить ли чего?

– К печи поставь, на обед пойдёт, – отмахнулся староста.

Лекарь мельком на неё взглянул – и замер, словно умертвие увидел. И немудрено! Зимка – Зимцерла – была в деревне сущим кошмарищем, встретишь ночью – и сердце разорвётся. Высокая, как парень, худая, белёсая, с белыми волосами и светлыми глазами, в которых только крошечный зрачок чёрной булавкой кололся. Ни нежной кожи, ни мягких щёк, ни сладких губ – о прочих округлостях и говорить нечего!

Да уж, ей только в жертвы богу и оставалось идти. Кто ж ещё из парней на такую позарится?!

Только вот лекарь с неё взгляда не сводил, даже староста заметил, пояснил снисходительно:

– Это Зимушка, приёмыш наш. Пусть Ладушка красоты ей пожалела, да Велес щедро ума отсыпал.

Иван вздрогнул, словно из глубокой задумчивости вырываясь, и на старосту твёрдо взглянул:

– Пусть вы считаете, что болезнь вашей дочери мист… богами наслана, я всё же настаиваю на том, чтобы осмотреть вас и ваших домочадцев. На случай, если вы ошибаетесь и проглядели заразу.

Староста замер на мгновение, словно решение это для него неимоверно трудным оказалось. Кивнул наконец:

– Хорошо. Вечером – как все дела повседневные закончим. Да и тебе, милсдарь лекарь, обустроиться у нас надобно. Ты ведь не на один день у нас?

– На седмицу, как и всегда было, – слабо улыбнулся Иван и снова потянулся за оладьей, да только Карпош его запястье сжал.

– И что же, ты даже не попытаешься Божену спасти? – спросил он, мелко дрожа от бессильного гнева. Иван грустно улыбнулся, накрыл ладонью его пальцы, утешить пытаясь.

– Нам запрещено лечить без согласия, на том стоим. А раз девица без сознания, то за неё родители решают. Против их воли я пойти не могу – иначе клятвы свои нарушу.

Староста так хлопнул ладонью по столу, что даже тарелки подпрыгнули:

– Вот что, Карпош, пойди-ка отведи милсдаря лекаря к бабке Лесьяне, пусть у себя на постой определит. А тебя я чтоб до Купальской ночи у нашего дома не видел!

Знать, закончился завтрак. Кто же со старостой спорить будет?

Уже уходя, заметил Карпош, что лекарь в задумчивости назад поглядывает, на занавешенные окна избы. Видать, и ему трапеза вместо сытости только новые вопросы принесла.

* * *

Домик старухи оказался маленьким, но удивительно чистым, да и сама женщина, уже сгорбленная годами, одевалась аккуратно и держалась чинно. Вот только тоже накормить попыталась. Ивейн едва от неё отбился.

Выделенную ему горницу он едва осмотрел. Пусть для него это была первая вылазка в нижний мир, но всё же он прекрасно разбирался в быте аборигенов, и потому здесь ничто не могло его удивить.

Здесь – в комнате, конечно. С деревней оказалось… сложнее.

Ивейн сбросил на застеленную лавку сумку, коснулся потайного замка. Сенсор считал отпечаток пальца, и мигнул зелёный люмен. Коротко оглянувшись на закрытую дверь, Ивейн вытащил планшет и быстро записал свои наблюдения: и о странном поведении старосты, и о его приёмной дочери – ещё более странной. Палец завис над иконкой сохранения. Стоит ли записывать и свои сомнения? Или всё же нет? Даже если потом стереть записи, останется лог, и на станции его смогут просмотреть…

Ивейн сам не знал, что его пугает. То, что его сочтут впечатлительным дураком? Или что его домыслы окажутся правдой – жуткой, противоестественной и преступной?

Так ничего не решив, он синхронизировал вживлённый чип с планшетом. Лучше ещё раз пересмотреть запись завтрака. Может, на второй, более вдумчивый взгляд, окажется, что ему всё просто почудилось.

Звук он отключил, чтоб хозяйка чего не заподозрила. Проматывая спор старосты с рыжим парнем, Ивейн едва не пропустил момент, который искал – когда в комнату вошла приёмная дочь, Зима.

Сердце трепыхнулось, на мгновение сбиваясь с ритма. Вместо того чтобы замедлить и приблизить запись, Ивейн едва носом в экран не уткнулся. Прав или нет? И, если всё же прав, то… что тогда делать?

Имя девушке удивительным образом подходило. Она и впрямь была как зима – белая, суровая, равнодушная. Но сейчас важным было не это. Ивейн всматривался в детали: в очертания черепа, в форму кистей, в разворот плеч.

Все признаки сходились.

Ивейн выпрямился, запрокинул голову к потолку и закрыл глаза, запрещая себе радоваться, волноваться и злиться. Он и сам не мог разобраться в эмоциях, а в разуме царил хаос, в котором ни одной цельной мысли не было. Только сердце колотилось в горле, как в ожидании большой радости – или большой беды.

Нет, так не пойдёт.

Увидел бы его сейчас наставник и схватился бы за голову. Медик всегда должен быть собран и хладнокровен. Особенно если собирается волонтёрить в нижнем мире.