Когда не горят костры

Тут не хочешь, а вспомнишь, какая ночь на пороге, и задумаешься: а стоило ли сейчас ссориться с древней тварью? Неужели до утра не могли подождать?

К «фордику» они почти бежали, спотыкаясь на каждом шагу. Кэтрин всё ещё тяжело, с присвистом дышала: страх унялся, но теперь, после схлынувшего напряжения, ныли мышцы. «Лишь бы стрелять больше не пришлось, – думала она, – промажу ведь».

Гленншин казался вымершим, и немудрено: кто ж захочет в такую погоду по улицам разгуливать? Ветер гнул деревья, стучал черепицей, трепал безжалостно сухие цветы в кадках. Большинство окон были плотно зашторены, и только в узкие щели пробивался тёплый и уютный свет.

В дверь паба пришлось колотить долго, они уже и не надеялись, что им откроют. Но когда к ним выглянул бармен, на лице его сияла прежняя неестественная улыбка.

– А, это снова вы! – Он стоял в дверях, и ветер трепал его рубашку, но мужчина, казалось, вовсе не чувствовал продирающего до костей холода. – Вы уже были у Руис? Как вам наша хозяйка?

Он с такой затаённой гордостью спрашивал о ней, словно речь шла о родной дочери.

– Душевная женщина, – с непроницаемым лицом покривила душой Грейс, – жаль, что планы у нас изменились. Можно ли от вас позвонить?

Бармен моргнул, на мгновение его лицо утратило какое-либо выражение, а потом снова осветилось дружелюбием.

– Да-да, проходите!

Опустевший паб показался неожиданно уютным: стоило двери закрыться, и разом отдалился рёв ветра, уступив место мягкой, сонной тишине. Узкий луч света с хозяйской половины прорезал полумрак. Грейс последовала за барменом, и Кэтрин по привычке устроилась так, чтоб видеть напарницу – как раз у стойки. В тепле быстро начало клонить в сон, и Кэтрин, борясь с дремотой, начала выстукивать по столешнице простенький мотивчик, который крутили по радио всю дорогу в Гленншин.

Бармен деликатно оставил Грейс одну и удалился на кухню, вскоре он поставил перед Кэтрин чашку с ароматным чаем.

– Спасибо, – удивилась она, – но я же не просила… да и вы уже закрыты.

Бармен шире улыбнулся, в стеклянных глазах мелькнуло что-то удивительно человечное, отеческое.

– Я же вижу, что вы замёрзли. Вам лучше согреться, пока есть возможность, вам же снова в самый Самайн выходить наружу.

Чашка приятно согревала ладони, а терпкий аромат бодрил и прояснял мысли. Кэтрин не сдержала любопытства и задала давно мучивший её вопрос:

– Почему вы всё время улыбаетесь?

– А чего ж не улыбаться, если хорошо живётся? Спокойно, сыто, благополучно.

– Мне показалось, что праздника сегодняшнего вы опасаетесь. Да и в повседневной жизни не всегда есть повод для улыбок.

Бармен тихо рассмеялся, и улыбка его впервые за всё время стала настоящей и мягкой.

– Разве старые праздники и мелкие неурядицы стоят того, чтоб перестать радоваться жизни? Разве стоит им поддаваться?

– А может, стоит позволить себе чувствовать настоящие эмоции? А не те, которые диктует… кто-то другой?

Это с самого начала был бесполезный спор, и Кэтрин это осознавала: только полный дурак будет спорить с зачарованными. И всё же она не могла не попробовать достучаться до бармена. Добрый же человек, не совсем глупый, так он же не виноват, что угодил в паутину к сиде?

Изредка она косилась в сторону Грейс, но сквозь приоткрытую дверь видела только её спину. Та прижала трубку к уху и нервно барабанила пальцами по стене. Кэтрин легко могла представить, как напарница хмурится и прикусывает губу, чтобы не шипеть: «Ну возьми же трубку!», пока идут гудки. И как начнёт колотиться её сердце, когда раздастся хриплый голос Ллойда. Если быть справедливой, то не так уж и плох он был: умный, ироничный, честный. Сразу рассказал как на духу, что умудрился перессориться едва ли не со всеми сильными практиками Британии, и потому ему только и остаётся, что служить Эйре – если, конечно, он не хочет бежать во Францию или, упаси Бог, в Америку.

Но при всём желании Кэтрин не могла быть честной по отношению к англичанину. Нет уж, от этих подлых захватчиков лучше ничего хорошего не ждать – чтобы разочаровываться не пришлось…

– Что?!

От громкого вопля Грейс Кэтрин подскочила и едва не уронила стул, на котором сидела. Хотела уже броситься к ней, но Грейс, словно почуяв её волнение, не оглядываясь, махнула рукой, всё, мол, в порядке.

Явно же не в порядке.

Кэтрин сидела как на иголках, забыв и о чае, и о бармене, навострила уши, но разобрать разговор не смогла – Грейс говорила мало и тихо, только пару раз, забывшись, повысила голос: выругавшись и резко переспросив: «Ты уверен?!». Когда она закончила разговор и вернулась к стойке, Кэтрин уже на стуле ёрзала от тревоги.

– Ничего не в порядке, – не дожидаясь вопроса, отрезала Грейс и повернулась к бармену. – Спасибо вам, вы очень нам помогли.

И прежде чем Кэтрин успела хоть слово вставить, напарница потащила её прочь из бара. На улице ветер первым делом залепил глаза пылью и продрал до костей, едва ли не душу из тела выбил. От низкого и монотонного его воя заложило уши. Надвигалась буря.