Когда не горят костры

Кэтрин отвела глаза, боясь столкнуться с напарницей взглядом. Пятнадцать лет прошло, а до сих пор тяжёлое, тошнотворное чувство вины никуда не делось. Ошибка, допущенная тогда, расколола жизнь на «до» и «после» гораздо сильнее, чем Кровавое воскресенье в Лондондерри. Впрочем, именно она и раскрыла глаза на истинное положение вещей и на всех тех, кто мнил себя хозяевами жизни лишь потому, что подчинил себе магию или родился с нею в крови.

Если б ещё раз за разом не возвращались кошмары, долгие и тягучие, где мчишься, сбивая в кровь ноги, пытаясь успеть, предупредить, спасти, ищешь верный путь в городском лабиринте, который спиралью закручивается вокруг тебя, чтобы всё же добежать – и смотреть бессильно, как чужой разум твоими руками убивает невиновных.

Отвратительно чувствовать себя безвольным оружием.

Ещё отвратительнее просыпаться до рассвета, среди сбитых, перекрученных простыней, с липкой от пота кожей и вспоминать – ты была далеко не безвольным оружием.

Просто слепым.

Руис обнаружилась на заднем дворе, следила с крыльца, как несколько рабочих загоняют овец в хлева. Кэтрин осторожно сдвинула занавеску, выглянула: кажется, хозяйка их не замечала. Сквозь толстые стены дома не проникало ни звука, и не по себе становилось от густой, пыльной тишины. Кэтрин казалось даже, что она оглохла – ведь не может же такая большая отара овец и вовсе шума не издавать?

– Тебе ничего не кажется странным? – Голос Грейс среди мёртвой тишины дома казался особенно резким. – Смотри, все животные молчат.

Кэтрин прищурилась, но ничего толком не разглядела и покачала головой.

Грейс фыркнула:

– Сколько раз я тебе говорила: закажи очки! Больше тебя за руль не пущу!

– Эй! Это мой автомобиль!

Когда за последними из овец закрылись высокие двери хлева, Руис спустилась к работникам. Те смотрели на неё, едва ли не с фанатичным огнём в глазах, и широкие, неестественно радостные улыбки не сходили с их лиц. Она потянулась к одному, потрепала по волосам, как ребёнка, и он улыбнулся радостно – вот только лицо мигом посерело, а черты заострились, словно что-то мигом истощило его, выпило до дна силы. Остальные работники даже внимания на это не обратили. Кэтрин прищурилась, недоверчиво протёрла глаза, надавила на веки: ей почудилось, что от мужчин к Руис тянутся тонкие пульсирующие нити, словно и впрямь она паук, что выпивает силы из своих жертв. И судя по резкому, с присвистом, выдоху Грейс, она видела то же самое.

Руис кивнула старшему из рабочих, беззвучно шевельнулись губы – Кэтрин едва смогла различить их движение, прищурившись до рези в глазах, и рабочий склонился перед Руис, словно она была не фермершей, а королевой.

Грейс проводила взглядом бредущих словно во сне рабочих и задёрнула занавеску, вырвав её из пальцев Кэтрин.

– Думаю, мы увидели достаточно, чтоб поговорить с нашей хозяйкой по душам.

– Уверена? Представь, что напишут в газетах, если нам почудилось! «Две грабительницы напали на одинокую женщину прямо в её доме»!

– А у тебя есть другие объяснения… этому?

– Объяснения чему?

Руис вернулась незаметно, не слышно было ни шагов, ни скрипа двери: вот она стояла во дворе, а вот возникла посреди коридора, рядом с напарницами. Кэтрин поёжилась, с трудом подавив желание вцепиться в рукоять пистолета.

Грейс шумно втянула воздух и шагнула вперёд, оттеснив Кэтрин в сторону.

– Что ты сделала со своими работниками, хозяйка, что они ушли от тебя, еле ноги переставляя?

Ни один мускул не дрогнул на её лице, она осталась холодна и спокойна, как и раньше, только глаза стали будто бы ещё чернее.

– Я же сказала, что вы можете называть меня Руис.

– Все мы знаем, что это не твоё имя.

– Лучше ответь на вопрос. – Кэтрин коснулась рукояти пистолета. Страха не было, но её всё же слегка потряхивало – от напряжения. – Или не отвечай, мы сами видели – ты тянешь из них силы.

Руис перевела на неё тёмный гипнотический взгляд. Губы едва дрогнули в мягкой улыбке.

– Они всего лишь устали. Вам, горожанам, не понять, как бывает тяжела работа в поле.

Грейс коротко хохотнула:

– Да-да, всего-то работа в поле!.. Ты же не будешь отрицать, хозяйка, что в городе слишком много странностей, а в твоём доме нестерпимо разит фейри?

Кэтрин прищурилась. Пожалуй, даже спокойствие Руис сейчас говорило против неё. Ведь что бы сделала обычная женщина, если б её так грубо обозвали фейри? Удивилась, разозлилась, погнала бы прочь, приняла бы за сумасшедших… А эта стояла и смотрела, словно всё ещё пыталась зачаровать их.

Фэйри ведь не могут лгать, только окружать себя гламором, а люди и сами с радостью обманутся.

Кэтрин слизнула с губ прилипшую крупинку соли и улыбнулась.

– Ты не сможешь нас зачаровать, фейри, – проворковала она, вытягивая пистолет из кобуры. – Лучше сними свои чары с города и убирайся прочь.

Вот теперь хозяйка казалась удивлённой. Её чёрные глаза блеснули, словно отразив незримый свет, а на губах расплылась неприятная, ледяная улыбка.