Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

В 1990–1991 гг. эти конкурирующие концепции – «Общий европейский дом», «Европейская конфедерация», СБСЕ, ЕС и НАТО – обыгрывались и так и эдак в условиях быстро меняющейся европейской ситуации, при том, что Германия включилась в азартную игру объединения страны, а государства бывшего советского блока заново обрели независимость, но вместе с ней и новые неотложные потребности. Как заявил Бейкер в Праге: «Если 1989 год был годом разрушения, 1990 год должен стать годом строительства нового». Но архитектуру новой Европы оказалось легче вообразить, чем спроектировать и построить[748]. Для Европы, как и для Германии, 1990-й был временем выбора.

***

Среди всех этих представлений о новом европейском порядке «Общий европейский дом» Горбачева был наиболее масштабным и всеобъемлющим.

С момента своего выступления в ООН в декабре 1988 г. советский лидер считал, что перестройка европейской безопасности была одновременно необходимой и желательной – и не только из-за уменьшения стратегического значения государств-сателлитов для безопасности СССР, но и из-за идеологической революции, лежавшей в основе его собственной внешней политики. Сколь глубокими бы ни были корни его приверженности ленинизму, Горбачев признал экономическую жизнеспособность Запада и свою неспособность противостоять капитализму в революционной борьбе, и не в последнюю очередь из-за опасности ядерного уничтожения. Для него стало символом веры, что наилучший путь состоит в углублении сотрудничества с Западом путем прекращения гонки ядерных вооружений и развития взаимосвязи позитивного взаимодействия, начиная от торговли и заканчивая культурой, от технологий до окружающей среды. Министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе поддержал эту стратегию, заявив, что сохранение статуса Советского Союза как «цивилизованной страны» зависит от успешности строительства нового «правового и демократического государства» и его роли в «создании единого европейского экономического, правового, гуманитарного, культурного и экологического пространства»[749].

Этот инклюзивный подход к международной политике, хотя и имел глобальные последствия, был сосредоточен, в частности, на безопасности и стабильности в Европе. Видение Горбачева на самом деле было скорее западным по духу, чем советским, но ему нравилось настаивать на том, что оно основано на «универсальных» ценностях. И он сумел компенсировать очевидные ограничения для себя как для стратегического мыслителя проявлениями дипломатической виртуозности – демонстрируя инициативу и привлекая внимание всякий раз, когда это было возможно.

Таким образом, политические уступки Горбачева в 1989–1990 гг. были не просто отражением слабости Советского Союза, но также явственно выражали новое политическое мышление и отражали действительные события в европейских делах. Его формулировки «взаимной безопасности»» и «разумной достаточности» в вооружениях были воплощены в Договоре о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД) 1987 г. и будут еще раз изложены в Договоре об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), подписанном в Париже одновременно с Парижской хартией. Его лозунги о «свободе выбора» и «праве на самоопределение» подтверждали невмешательство СССР в дела Восточной Европы в 1989 г., а также при объединении Германии в рамках НАТО в 1990-м. Аналогичным образом, его мечта об Общем европейском доме, похоже, воплотилась в жизнь в принятых в Париже решениях об институционализации СБСЕ посредством проведения ежегодных встреч министров иностранных дел, в создании постоянной штаб-квартиры СБСЕ в Праге, центра по предотвращению конфликтов в Вене и «парламентской ассамблеи» в Страсбурге[750].

Оглядываясь назад, могут показаться иллюзорными столь большие надежды Горбачева на совершенно новую общеевропейскую систему «коллективной безопасности», построенную вокруг СБСЕ[751]. Тем не менее в течение довольно долгого времени его воображение подпитывали авторитетные голоса с Запада. В конце 1989 г. Бейкер и Коль упомянули о новой роли СБСЕ в европейской «архитектуре» будущего. Геншер был увлечен даже бóльшим. 31 января 1990 г. в своей главной речи в Тутцинге министр иностранных дел Западной Германии призвал к совместному «общеевропейскому порядку безопасности». Он должен был основываться на СБСЕ, которое «обеспечило бы большую стабильность для всей Европы», принимая при этом во внимание «законные советские интересы в области безопасности». Он развил эти идеи в других выступлениях в Потсдаме 9 февраля и Люксембурге 23 марта. Новый общеевропейский порядок, по его словам, повлечет за собой сотрудничество между Варшавским договором и НАТО, поскольку два альянса будут постепенно «поглощаться» новой европейской «ассоциацией общей коллективной безопасности», а затем растворятся в ней. Он говорил об укреплении СБСЕ, чтобы «создать основу безопасности и структуру стабильности». И он заявил, что «единство Германии не будет достигнуто без Европы, а европейское единство не обойдет стороной немцев»[752].