Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Однако размышления Миттерана вскоре снова изменили свой ход – под влиянием Страсбургского саммита ЕС 8 декабря 1989 г. и особенно после того, как хрупкость Восточной Германии стала очевидной, что показали визиты Коля и Миттерана в ГДР в конце того же месяца. Президент Франции оставался непреклонен в том, что объединение Германии должно сопровождать, а не предшествовать европейским преобразованиям. Но когда стало ясно, что две Германии неумолимо и быстро сближаются, ему срочно понадобилось ускорить европейское строительство. Его проблема заключалась в том, что они с Колем так до конца и не договорились о том, что из этого является приоритетом[762].

Миттеран сосредоточился на валютном союзе, в то время как Коль больше интересовался политическим союзом и расширением ЕС. Последний подход был четко сформулирован в седьмом пункте Плана канцлера из десяти пунктов: «ЕС не должен заканчиваться на Эльбе; скорее, он также должен сохранять открытость по отношению к Востоку. Только в этом смысле – поскольку мы всегда понимали Европу двенадцати лишь как часть, а не целое – Европейское сообщество может служить основой для действительно всеобъемлющего европейского объединения»[763]. Опасаясь «размывания» проекта ЕС/ЭВС, Министерство иностранных дел Франции утверждало, что, в то время как «крайне важно сочетать европейское строительство с открытием на Восток», расширение может «произойти только после укрепления» ЕС, и поэтому необходимо «предложить альтернативы членству» для стран Восточной Европы[764].

Этот конфликт между «расширением» и «углублением» был главным мотивом продвижения Миттераном проекта Европейской конфедерации – концепции, которая предлагала множество промежуточных стадий для стран остальной Европы, в то время как ЕС-12 должен был перейти к более тесному союзу. Это было то, что Жак Делор уже назвал Европой «концентрических кругов»[765]. Важно отметить, что круги Делора – ЕС, Европейская зона свободной торговли, Восточная Европа – исключали Советский Союз, в то время как предполагаемая Конфедерация Миттерана была более свободной и более инклюзивной. Она начиналась бы с углубленного франко-германского ядра, вокруг которого был бы сформирован второй круг, включающий остальную часть стран ЕС, которая сейчас движется к ЭВС. За этим лежал последний круг, в который входили все остальные: Советский Союз и его бывшие сателлиты, плюс Северная и Юго-Восточная Европа. Миттеран не предполагал, что многие из этих государств войдут во второй круг раньше, чем в течение десяти или двадцати лет[766].

Здесь, как в зародыше, содержалось то, что можно было бы считать западным ответом на «Общий европейский дом» Горбачева – тот, который соответствовал целям Москвы в отношении политической структуры и структуры безопасности от Ванкувера до Владивостока. Идея Конфедерации, казалось, предлагала Москве путь к политико-экономическому включению в Европу, одновременно защищая Советы от полной изоляции после того, как в ЕС произойдет более глубокая интеграция. Вместо разделительной линии между двумя блоками, обозначенной стенами, заборами и Железным занавесом, политическая геометрия Европы была бы описана кругами, внутри которых каким-то образом нашел бы место реформированный СССР[767].

Формулировки, использованные Горбачевым и Миттераном для продвижения своих представлений о Европе, были идеалистическими и расплывчатыми. Они казались взаимозаменяемыми и поэтому легко объединялись в общую идею с незначительными различиями, которые можно было преодолеть. Черняев, например, заметил, что у Горбачева и Миттерана были «поразительно схожие взгляды на мировые события, по крайней мере, на “теоретическом” уровне»[768].

Но и различия были реальными. Для Горбачева «Общий европейский дом» – другими словами, континент, находящийся в мире сам с собой, – был, по сути, структурой безопасности, которая вырастет из СБСЕ. По мнению Миттерана, идея Европейской конфедерации позволяла ЕС углубиться, удерживая при этом остальную часть континента, включая СССР, в режиме сдерживания, а Америку оставляя в стороне. Это обеспечивало то, что французы назвали cadre de règlement, т.е. «рамочным регулированием», основой для стабилизации в странах – восточных соседях Сообщества, в то время как в 1992 г. должен был возникнуть обновленный Европейский союз. Тем не менее прозорливый президент смог использовать слабость двух концепций в своих собственных целях, давая возможность Горбачеву верить, что они оба находятся на одной волне, используя гибкие фразы, такие как «европейское строительство»[769]. По той же причине он был готов принять у себя в Париже заветное для Горбачева СБСЕ[770].