Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Таким образом, области согласия, лежащие в основе письма Коля–Миттерана к Хоуи, были весьма ограниченными, и инициатива скрывала нерешенные разногласия во взглядах и приоритетах. СМИ отмечали, что «Франция и Западная Германия, похоже, больше согласны по методу, чем по существу», при этом Коль говорил о «неизбежности “федеративной Европы”», в то время как французские официальные лица признавались в частном порядке: «Нам не нравится слово федерация»[819].

Тем не менее не могло быть никаких сомнений в том, что Бонн и Париж совместно запустили новую динамику европейского возрождения. И вот за три дня до первого специального саммита в Дублине, во время проводимых раз в два года франко-германских консультаций 25 апреля – пятьдесят пятых в своем роде – Коль с удовлетворением заявил: «Европейское единство и единство Германии создаются вместе; это всегда было европейской мечтой… мы должны сделать это вместе». Миттеран с этим решительно согласился. После нескольких месяцев скрытой напряженности это, по словам Тельчика, стало счастливым событием для канцлера и президента. Оба чувствовали, что они стоят на пороге построения новой Европы, руководствуясь уроками истории, при этом Франция и Германия действуют вместе[820].

Важно отметить, что эта готовность к сближению стала возможной потому, что французы теперь думали о своих национальных интересах как о фундаментально вплетенных в судьбу Европы. Объединяющуюся Германию укрощали не за счет традиционного баланса сил (как отстаивала Тэтчер, которая во всеуслышание выступала за «рассредоточенную», а не «федеративную» Европу)[821], а за счет ее интеграции во все более прочную архитектуру Cообщества. Таким образом, политика Миттерана в отношении Европы не была продиктована исключительно прагматизмом – экономической необходимостью и необходимостью сдерживать мощь Германии. Скорее он действовал, исходя из убеждения, что более тесное экономическое, политическое и оборонное сообщество в Европе в целом пойдет на пользу Франции. Следовательно, «будущее Европы» прочно становилось «функцией франко-германского сотрудничества», что было полной анафемой для Тэтчер[822].

На фоне этого нового настроения Дублин-I позитивно завершил свою работу 28 апреля. Лидеры ЕС подтвердили боннско-парижскую повестку дня политического возобновления, также под председательством Ирландии, на встрече Дублин-II. И большинство партнеров по Сообществу с энтузиазмом поддержали франко-германскую цель создания европейского «Союза», хотя что именно это будет означать, пока не было определено[823].

Немцы также решили некоторые проблемы, связанные с объединением, которые могли бы помешать европейской интеграции. Тот факт, что ГДР будет поглощена ФРГ, подразумевал, что присоединение к ЕС территории Восточных земель не повлечет за собой какого-либо пересмотра существующих договоров ЕС. И это обойдется Сообществу очень дешево, потому что Бонн ясно дал понять, что не будет запрашивать никакого финансирования регионального развития или сельскохозяйственных субсидий. Как выразился Коль, «немцы не намерены совать руку в кошелек Европейского сообщества». Действительно, он нарисовал блестящую картину превращения суровой командной экономики Восточной Германии в рай свободного рынка всего за пять лет. И поскольку введение дойчмарки на Востоке должно было произойти 1 июля 1990 г. – в тот же день, когда был запущен первый этап ЭВС, – все это выглядело очень продуманно. Еще до политического объединения расширенный рынок Германии был бы полностью включен в открытое экономическое пространство единого рынка ЕС[824].

Вдобавок ко всему, канцлер, сознавая чувствительность своих партнеров, изо всех сил старался подавить все разговоры об увеличении числа голосов Германии в ЕС. Было решено, что любые корректировки, которые могут потребоваться в балансе Комиссии или Совете министров, будут рассмотрены позже в рамках переговоров по институциональной реформе. Тем временем Комиссия разработает несколько «переходных соглашений» для Восточных земель, которые будут «ограничены тем, что строго необходимо»[825]. Например, торговые договоры ГДР со странами СЭВ, включая СССР, останутся в силе, а режим регулирования ЕС – по вопросам, касающимся как качества продуктов питания, так и защиты окружающей среды, и другим – будет применяться до завершения создания собственного внутреннего рынка 31 декабря 1992 г.