Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Миттеран, однако, не успокоился. Зная, что канцлер будет говорить о воссоединении и федеративной Европе, он намеренно бойкотировал мероприятие в Париже и даже отказался встретиться с ним. Как сказал Миттеран Тэтчер три дня спустя, «это был первый раз за многие годы, когда они не встречались по такому случаю». Выпустив пар, он сказал, что «внезапная перспектива объединения» «вызвала своего рода психический шок» у немецкого народа, превратив их «снова в “плохих” немцев, которыми они привыкли быть раньше». Они вели себя, по его словам, «с определенной жестокостью и концентрировались на воссоединении, исключая все остальное. В таком настроении было трудно поддерживать с ними хорошие отношения». Хотя, по словам личного секретаря Тэтчер, Миттеран был «очень приветлив и вежлив», он не стеснялся в выражениях: «Нельзя было позволить немцам вот так швырять свой вес куда попало»[806].

Миттеран был еще более раздражен другой речью 17 января, в данном случае речью Жака Делора в Европейском парламенте в Страсбурге. Представляя «Программу Комиссии на 1990 год», Делор предложил, чтобы ЭВС сопровождалась «институциональным укреплением». Этой закодированной фразой он возобновил дискуссию о политической Европе. Подняв острый вопрос о том, что делать с Восточной Германией, Делор напомнил депутатам Европарламента, что Римский договор уже давно обязал ЕС поддержать неизбежное объединение Германии. «Я хотел бы четко повторить здесь сегодня, что для Восточной Германии есть место в Сообществе, если она того пожелает, при условии, что, как совершенно ясно дал понять Европейский совет в Страсбурге, немецкая нация восстановит свое единство путем свободного самоопределения, мирным и демократическим путем, в соответствии с принципами Хельсинкского заключительного акта в контексте диалога между Востоком и Западом и с прицелом на европейскую интеграцию. Но форму, которую это примет, я повторяю, решать самим немцам». Делор указал, что таким образом Восточная Германия будет рассматриваться как «особый случай» и не сможет создать прецедент для того, как обращаться с остальной Восточной Европой. Концепция ГДР как Sonderfall или «исключения» была очень по душе Бонну[807].

В обоих этих отношениях – европейского политического союза и ГДР – речь Делора от 17 января помогла Колю. Но взгляд председателя Комиссии на политический союз пришелся канцлеру не совсем по вкусу. Ключевым в нем была идея усиления роли самой Европейской комиссии, в то время как Коль особенно хотел укрепить власть и авторитет Европейского парламента посредством прямых выборов, чтобы обеспечить демократическую легитимность.

Несмотря на эти различия в подходах, политический союз прочно вернулся в повестку дня переговоров. Однако достичь его было возможно только через тесное франко-германское сотрудничество, которого Миттеран, все еще испытывавший двойственное отношение к Германии, на данном этапе не желал. Он по-прежнему был убежден, что основной путь к углублению сотрудничества в Европе лежит через валютный союз, и не в последнюю очередь для того, чтобы решить немецкий вопрос. В этом ключе он сказал премьер-министру Италии Джулио Андреотти 13 февраля, что «пригородный поезд» (имеется в виду Европа) должен ускориться и догнать «экспресс» (Германия). Он снова посетовал на склонность Коля действовать в одиночку, жалуясь на то, что канцлер вообще не консультировался с ним по поводу его плана создания немецкого валютного союза, прежде чем объявить об этом за неделю до этого, хотя это вполне могло иметь последствия для ЭВС[808].

В тот же день Делор высказался за идею проведения «специального саммита» лидеров ЕС для изучения последствий объединения Германии для Сообщества. Обосновывая его необходимость депутатам Европарламента, он пояснил это в широком контексте. «Некоторые говорят, что дни Сообщества сочтены, потому что оно было продуктом холодной войны и потому, что теперь нам нужно думать в терминах большой Европы». Но это, по его словам, означало игнорирование усилий, предпринимавшихся на протяжении более чем тридцати лет для «утверждения того, что можно было бы назвать братским духом». Он также предостерег от «риска уничтожения уникального, крупного исторического эксперимента» по созданию «Сообщества», а не просто «межправительственной организации»[809].