Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Тем не менее это был чувствительный момент для американской дипломатии, потому что Великобритания и Америка – давние друзья, пусть сейчас Германия и на подъеме. Как выразился источник в администрации, Бейкер «очень старался избежать жонглирования этими двумя понятиями… Главное – не жонглировать. Если вы жонглируете, у вас будут неприятности». В любом случае Бейкер, два года проработавший министром финансов, был предрасположен рассматривать Бонн и его Бундесбанк в качестве настоящего центра силы Европы. А поскольку либерализация происходила в условиях хаоса в Восточной Европе, Западная Германия становилась главным партнером Вашингтона в управлении изменениями в бывшем советском блоке, уступившем Бонну ведущую роль как в координации, так и в финансировании западной помощи Польше и Венгрии, а на самом деле, после Дублина-I, и всей остальной Восточной Европе[845].

Буш не только поддерживал Коля по чисто немецким аспектам, он также продвигал европейское решение немецкого вопроса. Это тоже вызывало трения с Тэтчер. Линия администрации, по словам одного высокопоставленного чиновника, заключалась в том, что ЕС «явно станет ядром будущей Европы, способствуя большей европейской политической интеграции и интеграции в области безопасности», и Тэтчер должна это признать. «Вместо того, чтобы сопротивляться этому процессу, она должна присоединиться к нему и формировать его, а не бояться его. Еще в 60-х годах, когда британцы спорили о том, вступать ли в ЕЭС, сторонники говорили, что американцы не воспримут нас всерьез, если мы будем всего лишь маленьким островом в стороне от континента. Этот аргумент был действителен тогда, – добавил чиновник, – и он все еще действителен сегодня»[846].

Интересно рассмотреть Тэтчер и Миттерана параллельно. Как и она, он поначалу демонстрировал «отказ верить, отрицание того, что происходило у всех на виду, потому что это шло вразрез со всем, чему его научила полувековая история»[847]. Но затем Миттеран пришел к идее объединения Германии, как только принял заверения Коля, что объединенная Германия будет закреплена в Европе. Это также означало, что Франция и Германия будут совместно продвигать вперед процесс интеграции. Для Тэтчер, напротив, европейское решение германского вопроса попросту не было решением. Однако трансатлантические рамки, похоже, предлагали ответ – и к этому она постепенно пришла весной 1990 г., когда приняла настойчивость Буша и согласие Коля на присутствие Германии в НАТО. Прикрепление новой Германии к Западному альянсу и тем самым ее укрощение было адаптацией старого предназначения НАТО – «держать американцев внутри, русских снаружи и немцев внизу». И это было также привлекательно для Тэтчер[848], потому что Британия занимала привилегированное положение в Альянсе как член-основатель, присутствовавший при его создании, в отличие от отношений Великобритании с ЕЭС, а также как ядерная держава, в отличие от Франции со времен де Голля, полностью входящая в интегрированную систему командования НАТО. Таким образом, Тэтчер примирилась с решением о присутствии Германии в НАТО, даже несмотря на то, что она сама была бы просто вспомогательной фигурой, а не равноправным участником процесса – каковой была роль Миттерана в принятии решения о вступлении Германии в Европу.

В конце марта, во время сороковой ежегодной англо-германской Кёнигсвинтеровской конференции, проходившей в Кембридже, Тэтчер приняла обещания Коля о том, что новая Германия останется частью Атлантического альянса. Судя по обычным довольно холодным стандартам встреч Коля и Тэтчер, эта встреча не только оказалась конструктивной, но и могла быть обоснованно описана как «сердечная» – даже несмотря на то, что началась она не очень хорошо. Коль прибыл в Великобританию раздраженным, все еще кипя от язвительных комментариев по поводу границы Одер-Нейсе, сделанных Тэтчер в недавнем интервью «Шпигелю», леволиберальному еженедельнику, который он ненавидел. В результате он оскорбил ее, когда она поехала встречать его в аэропорт Кембриджа, и отказался ехать в той же машине в колледж Святой Екатерины. После этого потребовалось довольно много времени, чтобы все оттаяли. Во время приема премьер-министр крутилась в одном конце зала, а канцлер – в другом. За обедом в зале колледжа сэр Оливер Райт – бывший посол как в Бонне, так и в Вашингтоне – был аккуратно посажен между ними, чтобы служить буфером. Но как только началась трапеза, Тэтчер, посмотрев на Коля, сделала дразнящее замечание по поводу привычки канцлера всегда накрывать салфеткой весь свой обширный живот. Но у Коля уже был наготове шутливый ответ: неужели она не видит, что это его белый флаг, символ капитуляции перед Железной леди. Все рассмеялись – и лед растаял. Атмосфера стала еще более теплой, когда Тэтчер, как вспоминал Коль, произнесла дружескую речь, произнесенную в ее самой очаровательной манере[849].