Саммит СБСЕ не был ни приоритетом, ни даже предпочтением для Буша, но он вынужден был согласиться с его проведением. Дублин-I как «свершившийся факт» подтолкнул его к более конкретным размышлениям и разговорам о новой и «иной» роли НАТО не только в отношении Восточной Европы, но и в ее растущей «политической компоненте»[871]
.Вопрос о том, как заново изобрести НАТО, занимал Буша в течение нескольких месяцев: он обсуждал его с Колем еще в Кэмп-Дэвиде в феврале, и совсем недавно он озвучивал его вместе с Тэтчер, Миттераном и Уорнером. А теперь в Вашингтоне нужно было еще и рассмотреть всю стратегию НАТО. Наиболее неотложным аспектом после потрясений 1989 г. был вопрос о том, следует ли продолжать модернизацию американских ядерных ракет малой дальности «Ланс» в Европе – так называемое «продолжение Ланс» (FOTL). Коль и Геншер были категорически против, а Конгресс США не собирался финансировать закупки без решительной поддержки со стороны НАТО. Итак, FOTL был «мертв, как дверной гвоздь», как выразился Буш в разговоре с Колем, но проблема заключалась в том, как его похоронить? Было достигнуто общее согласие в том, что отмена не должна казаться капитуляцией перед нынешней советской кампанией пропаганды мира. В результате кончина FOTL была упакована в набор позитивных предложений для НАТО, которые были обнародованы Уорнером 3 мая и конкретизированы на следующий день Бушем в важной политической речи[872]
.В Брюсселе генеральный секретарь НАТО завершил специальную встречу министров иностранных дел, обнародовав новость о том, что Североатлантический альянс проведет полномасштабный саммит лидеров в конце июня или начале июля. Это завершило бы серию встреч на уровне министров по мере подготовки НАТО к будущему. Сделав заявление о том, что Америка не собирается продвигать FOTL, Уорнер связал это с планами США по переговорам с Москвой о сокращении СЯС в Европе, как только будет подписан договор об обычных вооружениях. Министры иностранных дел также выразили поддержку со стороны НАТО проведению саммита СБСЕ и приняли пакет предложений о преобразовании Западного альянса в более политическую организацию и о том, чтобы сделать членство объединенной Германии в НАТО приемлемым для Советского Союза[873]
.После декабря 1989 г., когда Бейкер приезжал в Берлин, со стороны США не было ни одного значимого выступления по перспективной архитектуре безопасности Европы. Теперь было важно высказаться, проявить лидерство и сформировать международную повестку дня, как это решительно сделал президент прошлой весной в своих речах, начиная с Хэмтрамка и до Майнца. Все это, однако, произошло задолго до того, как рухнула Стена. И к началу лета 1990 г. ожидалось, что Соединенные Штаты возглавят заметное, резкое изменение взглядов и позиции НАТО и достигнут консенсуса по превращению СБСЕ в некий дополнительный «форум для политического диалога». Но для этого президент должен был порадовать своих союзников и в то же время успокоить Горбачева. Бушу предстояло совершить это деликатное уравновешивающее действие 4 мая в речи перед выпускниками университета штата Оклахома, в Стиллуотере[874]
.При том что мир вступает, как выразился президент, «в новую Эру свободы… времена неопределенности, но и большой надежды», он настаивал, что Соединенные Штаты должны «оставаться европейской державой в самом широком смысле: в политическом, военном, экономическом». Для него это была не просто региональная проблема: он назвал «мирное участие Америки в Европе» через НАТО «частью нашей глобальной ответственности». Президент заявил, что, опираясь на «самый продолжительный непрерывный период международного мира в истории этого континента», Североатлантический альянс теперь готов «выработать новую западную стратегию для новых и меняющихся времен» – даже «на следующее столетие».