Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

«Лондонская декларация» оказала влияние[898]. «Союзники по НАТО спустя 40 лет провозглашают конец холодной войны» – таков был заголовок «Нью-Йорк таймс» 7 июля, по окончании саммита. «НАТО объявляет мир Варшавскому договору» – с таким заголовком вышла лондонская «Индепендент»[899]. В результате искусных переговоров был согласован компромиссный окончательный текст, который имел близкое сходство с первоначальным американским проектом[900].

Стиль документа намеренно напоминал звонкий тон и исторический резонанс основополагающего Североатлантического договора в апреле 1949 г. «Европа вступила в новую, многообещающую эру. Центральная и Восточная Европа освобождают себя сами… Они выбирают мир. Они выбирают единую и свободную Европу». Но как обеспечить эту новую эру? «Североатлантический альянс был самым успешным оборонительным альянсом в истории. Поскольку наш Альянс вступает в свое пятое десятилетие и смотрит вперед, в новое столетие, он должен продолжать обеспечивать общую оборону»[901].

Однако в декларации также подчеркивалось, что «наш альянс должен в еще большей степени способствовать переменам». Поступая таким образом, он может «помочь построить структуры более единого континента». Это означало, что «Атлантическое сообщество должно протянуть руку помощи странам Востока, которые были нашими противниками в холодной войне, и протянуть им руку дружбы». Среди предложений НАТО по построению «новых партнерских отношений со всеми странами Европы» было совместное заявление с членами Варшавского договора о том, что эпоха взаимно враждебных блоков закончилась. Альянс также предусматривал объединение НАТО, Варшавского договора и других государств – членов СБСЕ в «приверженности ненападению». Они пригласили Горбачева поехать в Брюссель, чтобы выступить в штаб-квартире НАТО, а страны Варшавского договора – «установить регулярные дипломатические связи» с Альянсом. И они заявили о своей поддержке того, чтобы сделать СБСЕ «более заметным в будущем Европы»[902].

В декларации также были намечены доктринальные изменения для самой НАТО. «Мы подтверждаем, что безопасность и стабильность заключаются не только в военном измерении, и мы намерены укреплять политическую составляющую нашего Альянса, как это предусмотрено статьей 2 нашего Договора». Эта фразеология адаптации была намеренно предназначена для того, чтобы подразумевать историческую эволюцию, а не полный разрыв с прошлым. И в то время как оборона НАТО будет по-прежнему строиться на «значительном присутствии североамериканских обычных и ядерных сил США в Европе», что демонстрирует «основополагающий политический союз, связывающий Северную Америку и европейские демократии», западные лидеры пообещали новую оборонительную стратегию, модифицирующую гибкий ответ и уход от обороны переднего края. Они провозгласили, что «мы никогда и ни при каких обстоятельствах не будем первыми применять силу» и что ядерные силы должны быть «действительно оружием последней инстанции». Они также пошли на серьезную уступку советским опасениям по поводу объединения Германии в НАТО, пообещав определить «порог численности» для вооруженных сил Германии после объединения, как только позже в 1990 г. будет подписан ДОВСЕ[903].

Первоначальная реакция Москвы была благоприятной. Горбачев в интервью «Эй-Би-Си Ньюс» сказал, что увидел «очень конструктивные признаки, исходящие от этого саммита», и ответил, что он «всегда готов отправиться» в Брюссель для встречи с западными союзниками. Буш был в восторге: он организовал знаменательный сдвиг в Альянсе – и повсюду оставил свои отпечатки пальцев. На пресс-конференции президент объяснил, что, по его мнению, декларация поможет Горбачеву и членам Варшавского договора. «Лондонская декларация трансформирует видение Альянса в отношении СБСЕ… Мы знаем, что процесс СБСЕ, объединяющий Северную Америку и всю Европу, может обеспечить структуру для дальнейшего политического развития Европы; а это означает новые стандарты для свободных выборов, верховенства закона, экономической свободы и сотрудничества в области охраны окружающей среды». И он красноречиво подчеркнул историческое значение декларации: «Более сорока лет мы ждали этого дня – дня, когда мы уже выйдем за пределы сдерживания, когда единство на этом континенте преодолеет раскол. И теперь этот день настал, и все народы от Атлантики до Урала, от Балтики до Адриатики, могут разделить эти ожидания». Этим словесным отголоском Фултонской речи Уинстона Черчилля 1946 г. президент явно подразумевал, что Железный занавес остался в прошлом[904].