Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Потрясенный и разгневанный, Горбачев не спал всю ночь, готовя план радикальных изменений, который он представил Верховному Совету на следующее утро, 17 ноября. На этот раз его выступление было кратким и конкретным, длилось всего 20 минут и обозначило восемь четких пунктов. Он предложил провести полную реорганизацию правительства с целью укрепления президентской власти. Он предложил упразднить Президентский совет и преобразовать Совет министров, назначаемый парламентом, в Кабинет министров, подотчетный президенту. Новый Совет безопасности, подчиняющийся президенту, должен был осуществлять надзор за армией, полицией и КГБ. Совет Федерации, лидеры пятнадцати республик, которые он возглавлял, стали бы главой исполнительной власти страны[1242].

Это обновление Совета Федерации было немедленно отвергнуто тремя прибалтийскими республиками, за которыми последовали Грузия и Армения. «Мы не будем участвовать ни в каком учреждении федерации. Решение нашего народа совершенно очевидно», – заявила Марью Лауристин, заместитель председателя эстонского парламента. «Децентрализация власти зашла так далеко, что все попытки повернуть этот процесс вспять не увенчаются успехом», – добавила она. «Это будет означать, что будет много конфликтов». Особенно серьезным для Горбачева было неприятие Ельцина. «Мы должны говорить не о Союзном договоре, а о союзе суверенных государств, – заявил российский лидер. – Это две разные вещи»[1243].

Тем не менее план в целом был принят в Верховном Совете подавляющим большинством голосов – 316 голосами против 19 – при 31 воздержавшемся. Конечно, никто не ожидал, что полуночная магия мгновенно пополнит продуктовые полки, и многие опасались, что уже слишком поздно остановить распад Советского Союза на враждующие государства[1244]. Впервые за много месяцев Горбачев, казалось, восстановил точку опоры на скользкой почве советской внутренней политики. Обозреватель «Известий» Станислав Кондрашов отметил, что очевидная бессмысленность демократии делает идею «сильной руки» привлекательной для общественности, сославшись на старую пословицу римских императоров «хлеба и зрелищ». Но, по словам Кондрашова, «когда хлебные пайки быстро сокращаются, люди готовы пожертвовать парламентскими зрелищами»[1245].

Коммунисты старой закалки приветствовали то, что им казалось укреплением государства и планом более медленных, контролируемых реформ. И наоборот, Горбачев надеялся, что либералы расценят его действия как признак того, что он все еще сохраняет импульс для реформ, находясь в поиске компромиссов по всему политическому спектру. Но, как указал Черняев, Горбачев опасен в «своей роли объединителя, успокоителя, совещателя», когда лучше руководить с фронта[1246]. В действительности план по восстановлению баланса власти в государстве, который он объявил 17 ноября, сам по себе был авантюрой, которая в долгосрочной перспективе могла ослабить его авторитет, потому что он возбудил нереальные ожидания результатов использования его новых полномочий для разрешения национального кризиса.

Точно так же, объявив о своей новой президентской роли незадолго до Парижского саммита СБСЕ, Горбачев сделал ставку на то, как это будет воспринято на Западе. «Никто не должен забывать, что половина ядерного потенциала мира сосредоточена в этой стране, – заявил Владимир Ивашко, заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС. – Стабилизируя ситуацию в Советском Союзе, эти предложения уменьшают многие опасения наших соседей за рубежом». И, как надеялся Горбачев, они также могут укрепить его позиции в международном сообществе и открыть западные кошельки[1247].

Но в Париже энтузиазма было мало. Поскольку СССР, по-видимому, находился на грани распада, а этнические противоречия вновь возникали по всей Восточной Европе, западные лидеры не испытывали особого желания вливать деньги в Советский Союз. Финский дипломат Макс Якобсон озвучил широко распространенное опасение, что демократия «вряд ли сможет развиваться в условиях экономической катастрофы». Поэтому Горбачев попробовал действовать по-другому, используя призрак надвигающегося продовольственного кризиса в качестве политического рычага. Несмотря на то что в тот год в СССР был собран небывалый урожай, большая часть продукции сгнила на полях из-за серьезных проблем со сбором урожая, хранением и транспортировкой. В Париже он передал своим западным коллегам длинный и срочный список основных продуктов питания: свинина, говядина, мука, масло, сухое молоко и арахисовое масло, которые были ему необходимы[1248].