Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Это, несомненно, повлияло на Буша, когда ему наконец удалось поговорить со своим старым другом, президентом Советского Союза, уже после 21-го числа. Облегчение, испытанное Бушем, очевидное из стенограммы их разговора, было осложнено появившимся осознанием того, что он стал свидетелем передачи власти. То, что это именно так, стало очевидно, когда люди Ельцина поздно вечером 21 августа вернули Горбачева обратно в Москву[1367]. Полный решимости восстановить свои президентские полномочия, 23-го Горбачев предстал перед Верховным Советом России, пытаясь преуменьшить значение переворота. Он даже утверждал, что «правительство Павлова» сопротивлялось путчу. Ельцин не смог этого стерпеть. Вскочив с кресла, он вышел на сцену, размахивая протоколом заседания кабинета министров от 19 августа, который показал, что все министры были замешаны в заговоре. «Прочтите это сейчас», – крикнул Ельцин, тыча пальцем в лицо Горбачеву. Советский лидер был сломлен. Воспользовавшись моментом, Ельцин с широкой ухмылкой объявил, что теперь он подпишет указ о приостановке деятельности Коммунистической партии РСФСР. Игнорируя протесты Горбачева о том, что он не читал этот документ, Ельцин подписал его под бурные аплодисменты, наслаждаясь каждым моментом ритуального унижения Горбачева, разыгрываемого в прямом эфире[1368].

Буш и Скоукрофт были частью глобальной аудитории. «Все кончено», – пробормотал Скоукрофт, качая головой. Буш согласился: «Боюсь, что так и будет»[1369]. Подводя итоги, две недели спустя посольство США в Москве прокомментировало: «После переворота Борис Ельцин стал самой влиятельной личностью в СССР. Ни одно решение, затрагивающее страну в целом, не может быть принято против его воли»[1370].

Несмотря на свою личную печаль по поводу Горбачева, Буш был доволен результатом. В конце концов, серьезного кровопролития не было: военные не стреляли по своим людям. Это не было повторением событий на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 г. или даже в Бухаресте в декабре. В случае, если заговорщики сдадутся – дух демократии победит. Не совсем «бархатная революция», сродни Пражской, но, безусловно, гораздо более мирная, чем кто-либо мог ожидать за несколько дней до этого. Буш также был удовлетворен тем, что его обычно осторожная, взвешенная дипломатия снова принесла свои плоды, как, например, и то, что он не стал танцевать на Стене в ноябре 1989 г. «Мы могли бы слишком остро отреагировать, перебросить войска и напугать людей до чертиков. Мы могли бы недооценивать реакцию, сказав: “Хорошо, мы разберемся с тем, кто там есть”. Но я думаю, что совет, который я получил, был хорошим. Я думаю, что мы нашли правильный баланс, конечно, в этом случае – мы получаем огромный кредит от ключевых игроков в Советском Союзе»[1371].

И «игроков» теперь стало намного больше. В разгар переворота три прибалтийских государства воспользовались хаосом, чтобы объявить о восстановлении своей независимости после полувековой советской оккупации. Ельцин быстро признал новые государства, как и многие европейские члены НАТО и Финляндия. Буш сдерживался, ожидая ответа Горбачева, но ко 2 сентября он почувствовал, что у него нет другого выбора, кроме как последовать такому примеру[1372]. Эти небольшие государства попали в заголовки международных газет, но что имело большее значение, так это провозглашение независимости 24 августа Украиной, а затем Белоруссией (ныне Беларусь), а также тремя республиками на Кавказе – все они были неотъемлемыми членами СССР с момента его основания. «Ближайшие недели и месяцы, – отметили в посольстве США, – ситуация в СССР, вероятно, будет характеризоваться гонкой между демократией и распадом»[1373]. Очевидная слабость центра усугубилась решением Горбачева от 24-го числа сложить с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС. После действий Ельцина в России у него не было особого выбора, но в процессе он разрушал последние политические рамки, удерживающие республики СССР вместе, и вместе с этим еще больше подрывал свою быстро сокращающуюся базу власти[1374].

Горбачев все еще цеплялся за свой проект нового Союзного договора – свою мечту о «воссоединении» союза, даже без Прибалтики, Грузии, Молдовы и Армении. Но Ельцин не стал ему подыгрывать, отказавшись ратифицировать соглашение об «общем экономическом сообществе», и Украина потребовала проведения референдума по всему процессу. На встрече в Ново-Огарево 14 ноября Россия и Беларусь призвали к «Союзу государств», в то время как Горбачев все еще хотел унитарного государства.

Горбачев считал, что если в проекте нового государственного устройства нет эффективных государственных структур, то никакой пользы от президента и парламента не будет. В этой ситуации он прямо заявлял, что готов уйти.