Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

И тут на сцену вышла Германия – в своем первом независимом дипломатическом демарше в качестве единого государства. Геншер выступил с инициативой интернационализации конфликта как в качестве министра иностранных дел Германии, так и под эгидой СБСЕ. В качестве председателя недавно созданного Совета министров СБСЕ Геншер вылетел в Белград в конце июня 1991 г. Его встреча с Милошевичем была холодной. Сербский лидер явно намеревался сделать все по-своему. Это столкновение лицом к лицу с полной сербской непримиримостью явилось для Геншера прозрением. Придерживаться принципа «нерушимости границ» СБСЕ оказалось явно бессмысленным, а новый механизм СБСЕ по урегулированию конфликтов оказался «бумажным тигром»: ничего нельзя было добиться простыми заявлениями, осуждающими применение силы, или отправкой ограниченных миссий по наблюдению. Теперь Геншер был абсолютно уверен, что политика должна измениться и что Германия должна сама проявить инициативу[1546].

Его решение также отражало огромное давление дома. В Бундестаге неодобрение политики ЕС росло среди всех политических партий, а ХДС, СДПГ и «Зеленые» теперь требовали дипломатического признания независимости Словении и Хорватии. Был достигнут общий консенсус в отношении того, что подход, принятый правительством и ЕК в первой половине 1991 г., потерпел неудачу и что настало время для фундаментальной смены курса. «Лихорадка признания» распространилась по немецкой политической элите, заразив даже собственную СвДП Геншера. В середине июля представители 16 немецких земель обратились к ЕС с просьбой признать две республики, если югославская армия продолжит наступление[1547].

Внутренний консенсус Германии в отношении действий укреплялся с каждым нарушенным перемирием, каждым истекшим ультиматумом и каждой неудачной многосторонней попыткой установить мир[1548]. В течение осени 1991 г. сербская агрессия не только усилилась на поле боя в Хорватии, но и распространилась на Боснию и Герцеговину. В своем стремлении к созданию этнически однородного сербского пространства Милошевич проявлял мало уважения к человеческой жизни или к культурному наследию таких исторических мест, как Дубровник, Задар и Вуковар[1549].

Западноевропейская дипломатия оставалась непоследовательной. Из-за двойственного отношения Франции и Великобритании (каждой по-разному) к будущему самой «Европы» ЕС тянул с признанием несостоятельности Югославской федерации. В преддверии Маастрихтского саммита Франция увязывала вопрос о том, как ЕС справляется с югославским кризисом, с общей политикой в отношении того, куда идет и должна идти европейская интеграция. И Великобритания, которая испытывала сомнения по поводу любого дальнейшего развития европейского проекта, не хотела, чтобы Югославия стала аргументом для углубления внешней политики Европейского Сообщества/Европейского Союза и политики безопасности. Таким образом, позиция Сообщества по Югославии стала заложником франко-британского отношения к развитию самого ЕС, что только усилило раздражение Германии.

В начале октября Еврокомиссия, казалось, начала переставать быть жесткой. 4-го числа было объявлено об общем соглашении с противоборствующими сторонами о совместной разработке «политического решения на основе перспективы признания независимости тех республик, которые этого желают». Таким образом, впервые ЕС официально поддержал признание и, следовательно, распад югославской федерации в качестве основы для политического урегулирования балканского конфликта. Однако соглашение также содержало важное уточнение: признание должно было быть предоставлено «как итог процесса переговоров, проведенного добросовестно [и] в рамках общего урегулирования». Другими словами, ЕС признает разделяющиеся государства только после того, как будет достигнуто конституционное урегулирование, приемлемое для всех шести республик[1550].

На следующий день на своей встрече в голландском замке Хаарзуиленс министры иностранных дел ЕС подписали соглашение. По словам Геншера, это стало поворотным моментом: «Тем самым ЕС подтвердило права республик на независимость, если они того пожелают». Но что в равной степени имело значение для Геншера, так это ограничение по времени, установленное для этого процесса. В газетном интервью, опубликованном 18 октября, Ханс ван ден Брук, председатель Совета министров ЕС, установил крайний срок не более двух месяцев для достижения этого политического решения и полного вывода ЮНА из Хорватии. Если это не произойдет к 10 декабря, сказал он, «мы больше не можем отрицать право на независимость, если отдельные республики выразили его демократическим путем». В отличие от Франции и Великобритании, все еще пытавшихся замотать этот вопрос, немцы серьезно отнеслись к двухмесячному сроку как к твердому обещанию, что к концу года политика признания будет доведена до конца[1551].