Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Вашингтон возражал против «несогласованных, разрозненных заявлений и признаний» такого рода, которые казались последствиями политики Европы или ее отсутствия. Осознавая, что у Америки было мало рычагов воздействия на противоборствующие стороны, Бейкер считал силу отказа или предоставления государственности «самым мощным дипломатическим инструментом». Он поддержал идею «заслуженного признания»[1558], которое должно быть предоставлено отдельным республикам после того, как будет достигнуто и будет готово к реализации всеобъемлющее мирное урегулирование. По этой причине он считал усилия Германии по признанию преждевременными, даже контрпродуктивными, и рассматривал тандем Геншер–Коль как разрушительный фактор, подрывающий то, что Бейкер любил считать консенсусом ЕС и НАТО о непризнании.

Соответственно, после согласования окончательного проекта Маастрихтского договора в декабре Вашингтон настаивал на том, чтобы столицы ЕС не приступали к признанию, утверждая, что это приведет только к новой войне. Бейкер также передал этот вопрос через Вэнса Генеральному секретарю ООН Хавьеру Пересу де Куэльяру, который – также под давлением Великобритании и Франции – официально предупредил ЕК о «взрывоопасных последствиях» признания независимости Словении и Хорватии. Перес де Куэльяр также призвал боннское правительство не начинать признавать отколовшиеся югославские республики «избирательным и несогласованным образом»[1559].

Кроме того, послы Великобритании и Франции в ООН при поддержке своего американского коллеги представили проект резолюции Совета Безопасности ООН, чтобы удержать Германию от реализации своего плана признания двух республик – действия, по их словам, которое только еще больше разжигает межнациональные страсти и снижает шансы на мир. Эти англо-французские махинации были явно направлены лично против Геншера, а также представляли собой насмешку над всем духом европейского единства, столь восторженно провозглашенным всего несколькими днями ранее в Маастрихте. Великобритания и Франция даже во многом использовали необычную самоуверенность Германии, проводя параллели со Второй мировой войной, когда нацистская Германия доминировала в двух югославских регионах, присоединив Словению к Третьему рейху и создав марионеточный режим в Хорватии[1560].

Геншер отмахнулся от всего этого. Он был абсолютно уверен, что непризнание независимости республик – другими словами, сохранение статус-кво – не только не привело к разрядке боевых действий, но фактически усугубило их. Фактически решимость Германии продвигаться вперед отражала растущую обеспокоенность тем, что в сочетании с ухудшением социально-экономической ситуации на постсоветском пространстве продолжительная война в Югославии может дестабилизировать шаткую Восточную Европу, усилив этническую напряженность и направив огромную волну беженцев в Германию и на Запад.

Таким образом, германская политика не была отклонена из-за порочной тактики ее союзников. Как сказал один правительственный чиновник журналистам мировых СМИ, «мы будем двигаться вперед, независимо от того, присоединится ли к нам какое-либо, все или ни одно из европейских государств». Тем не менее, учитывая консенсус ЕС, достигнутый в Хаарзуиленсе, Геншер ожидал поддержки со стороны остального Сообщества. Но вместо этого, когда Британия и Франция нанесли ему удар в спину, ему оставалось рассчитывать только на Италию, Бельгию и Данию среди членов ЕС плюс на несколько государств, не входящих в Сообщество, включая Австрию (которая заигрывала с ФРГ, потому что хотела членства в ЕС), Исландию, Венгрию и только что получившую независимость Украину[1561].

Парадоксально, но Геншеру помогли новые боевые действия в Хорватии. Это загнало в тупик попытки сорвать его политику как в ООН, так и в ЕС. Действительно, поскольку становилось все более маловероятным, что Организация Объединенных Наций сможет продвигать свой план по отправке миротворцев для обеспечения соблюдения перемирия, британцы и французы пошли на попятную. Резолюция ООН была смягчена, и 15 декабря Совет Безопасности единогласно проголосовал за отправку в Югославию лишь символических сил численностью не более 20 военных, полицейских и политических «наблюдателей». Он отказался от идеи принятия заявлений, осуждающих признание отколовшихся республик[1562].

Но франко-британское отступление было вызвано не только обострением конфликта. Они изменили свою тактику также из-за страха раскола с Германией в преддверии заседания Совета ЕС 16 декабря, которое должно было касаться Югославии. Дюма написал Миттерану незадолго до переговоров: «Для двенадцати, и особенно для Франции и Германии, раскол из-за Балкан кажется мне гораздо более опасным, чем риск ускорения пожара в бывшей Югославии. Для Югославии распад – это трагедия; для Сообщества это было бы катастрофой»[1563].