Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

На вопрос репортера, заслуживают ли боснийцы «какой-то защиты», учитывая, что «существует новый мировой порядок, который был провозглашен президентом Соединенных Штатов», представитель Госдепартамента Маргарет Д. Тутвейлер ответила: «Где написано, что правительство Соединенных Штатов является всемирным военным полицейским?» Какой бы трагичной ни была ситуация в Югославии, у США там не было никаких «интересов национальной безопасности». Одной только защиты прав человека недостаточно. Фыркнул и другой чиновник: «Вы действительно думаете, что американский народ хочет проливать свою кровь за Боснию?»[1611]

Такова была и позиция Буша. Он был уверен, что вековая этническая ненависть не может быть устранена быстрым вмешательством извне. Он сказал в Сент-Луисе 11 октября 1992 г. во время первых дебатов президентской кампании: «У вас там древняя вражда, которая ожила после распада Югославии. Это нельзя решить отправкой 82-й воздушно-десантной дивизии, и я не собираюсь этого делать как главнокомандующий». Он настаивал на том, что его беспокоит «этническая чистка». Но в ходе этих телевизионных президентских дебатов Буш добавил еще один момент, который, как он знал, найдет отклик у его внутренней аудитории: «Я кое-что пообещал, потому что кое-чему научился во Вьетнаме. Я не собираюсь вводить войска США, пока не узнаю, в чем заключается миссия, пока военные не скажут мне, что она может быть выполнена, и пока я не узнаю, как они могут оттуда выйти»[1612].

Буш шел по тонкой грани. В отличие от Маргарет Татвейлер, он был готов сказать – даже за месяц до выборов: «Мы единственная оставшаяся сверхдержава, и мы должны быть таковыми. И мы несем определенную непропорциональную ответственность». В том же духе, стремясь заверить премьер-министра Венгрии Йожефа Анталла в стабильности Восточной Европы после вывода Советской армии и потенциального расползания югославского кризиса, Буш тем летом твердо заявил в Хельсинки: «Мы действительно несем ответственность за то, чтобы быть стабилизирующей силой в Европе, также с Россией. В этом отношении на нас возложена уникальная ответственность». В равной степени он спорил с теми, кто выступал за сокращение численности войск: «Я думаю, важно, чтобы Соединенные Штаты оставались в Европе и продолжали гарантировать мир. Мы просто не можем отступить»[1613].

Как ясно показали комментарии президента на дебатах в Сент-Луисе, он по-прежнему безмерно гордился коалицией во время войны в Персидском заливе, считая ее образцом того, как должен поддерживаться новый мировой порядок. Однако это была четкая миссия в национальных стратегических интересах; санкционированная ООН военная операция по восстановлению территориальной целостности и суверенитета одной страны после незаконного вторжения другой. Миссия также была предпринята с полного международного одобрения (включая СССР и КНР) в середине его первого президентского срока. Балканы, напротив, были историческим кошмаром, в котором у США не было ключевых интересов и четкого плана игры. Более того, боснийский кризис разразился одновременно с распадом Советского Союза, когда Буша все глубже затягивала все более проблематичная кампания по переизбранию. Отсюда его упрямство по поводу участия в том, что казалось еще одним Вьетнамом.

В попытке понять переосмысление Бушем глобального порядка и руководящей роли Америки после 1991 г. важен еще один эпизод. Поучительно вкратце сравнить его непоколебимую оппозицию интервенции в Боснии с его решением – после того, как он проиграл президентские выборы – направить военную гуманитарную миссию в Сомали.

Сомали была охвачена гражданской войной за несколько месяцев до фактического свержения генералом Мохаммедом Фаррой Хасаном Айдидом давнего диктатора страны, президента Мохаммеда Сиада Барре, в январе 1991 г. – как раз в то время, когда Америка начала свою кампанию против Саддама, а Советы учинили расправу в Литве. Двенадцать месяцев спустя сомалийское государство распалось на враждующие племенные вотчины, вся государственная власть и нормальная экономическая деятельность рухнули, а страна была опустошена засухой. В условиях анархии вооруженные банды грабили запасы продовольствия, а соперничающие кланы захватывали международную помощь в качестве средства контроля над гражданским населением. Периодические кровопролития в столице Могадишо привели к тому, что к весне 1992 г.

иностранные посольства и международные учреждения, включая ООН, покинули Сомали, бросив ее на произвол судьбы[1614].