Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Президент предпочитал то, что можно было бы назвать благоразумным прагматизмом, а не «высокооктановым идеализмом», но ему приходилось и переступать через эту тонкую грань. «Как уладить эти отношения, – отметил он в своем дневнике 24 июня, – очень деликатный вопрос». С одной стороны, он не мог не выразить возмущения, испытываемого миллионами американцев, а также европейскими союзниками Вашингтона. С другой стороны, Буш был уверен, что обидчивые лидеры Китая не должны оказаться униженными или изолированными: «Я полон решимости попытаться сохранить эти отношения». Отрезать их от Запада и действовать против них «в одностороннем порядке» было опасно, потому что «Китай уже начал вновь поворачиваться к Советскому Союзу, и он действительно может совсем вернуться». Так что президент был готов принять множество уколов за потворство жестокой диктатуре; но он не сомневался, что Китай все равно останется непоколебимым и будет делать все по-своему[1751].

Буш оказался прав. Пекин не отступил от своей версии государственного авторитаризма, направляемого КПК и руководствующегося китайскими ценностями. Дэн совершенно ясно дал это понять Скоукрофту во время их июльской встречи в 1989 г. Еще одним последствием событий на площади Тяньаньмэнь стало то, что китайско-советская нормализация на некоторое время отошла на второй план. Преисполненная решимости пресечь все разговоры о политической либерализации, КНР осудила перестройку и гласность, обвинив Горбачева в «подрыве социализма»[1752]. На самом деле, они презирали Горбачева за разрушение коммунистического правления и советской империи.

По мнению Дэна, «единство и стабильность» были необходимы Китаю как обществу и государству. Но, как он ясно дал понять всего через пять дней после Тяньаньмэнь, выступая перед воинскими подразделениями, осуществлявшими военное положение, он по-прежнему страстно привержен экономическим реформам, сочетая план и рынок в том, что он позже назовет «органическим синтезом» «социалистической рыночной экономики», одновременно «открывая нашу страну внешнему миру»[1753]. Тем не менее движение его политико-экономического проекта споткнулось в 1989–1990 гг. Подавив студенческую революцию, стареющий Дэн, которому исполнилось 85 лет, исчез из поля зрения общественности после событий на площади Тяньаньмэнь, а доминирующей фигурой в ходе партийных перестановок после событий на площади стал энергичный консервативный премьер Ли Пэн. И после этого Китай замкнулся в себе на период, отмеченный политической консолидацией и экономическим спадом. Ли вместе со старейшиной консерваторов в партии Яо Илинем (поддерживаемым соперником Дэна Чэнь Юнем) следовали своей программе «лечения и исправления» – этим эвфемизмом называли меры по централизации экономики, восстановлению приоритета плана над рынком и минимизации иностранного участия. Намерение состояло в том, чтобы взять под контроль безудержную инфляцию и сбалансировать финансы страны с помощью принудительной жесткой экономии (сокращение ресурсов, потребляемых населением), в надежде, что низкая инфляция и быстрый рост также охладят затянувшуюся лихорадку демократизации. Однако непосредственным следствием такого изменения политики стала резкая рецессия, поскольку упали как объем производства, так и спрос[1754].

Несмотря на это, Буш искал способы попытаться придать «новый импульс и энергию» китайско-американским отношениям. Однако он всегда помнил о том, что это должно быть сделано в трехстороннем контексте. Вторая миссия Скоукрофта в Пекин в начале декабря – сразу после саммита президента на Мальте с Горбачевым – была направлена на то, чтобы убедиться, что китайцы не чувствуют себя не в курсе событий. Более того, эта миссия не была скрыта, потому что Буш надеялся, что огласка поможет преодолеть вето Конгресса на политику США в отношении Китая[1755].

Прибыв в Пекин 9 декабря 1989 г., Скоукрофт выступил перед прессой. «Я был бы нечестен, если бы не признал, что у нас есть глубокие разногласия – по событиям на площади Тяньаньмэнь, по радикальным изменениям в Восточной Европе». Но, добавил он, на предстоящих встречах «мы стремимся наметить широкие области, в которых возможно согласие, и отложить в сторону те области, где у нас существуют разногласия»[1756].