Этой же линии Скоукрофт придерживался в личных беседах. Он рассказал новому генеральному секретарю КПК Цзян Цзэминю о мнении Горбачева о том, что «мир становится многополярным с быстро объединяющейся Европой, укрепляющимися Японией, Китаем и потенциально Индией как великими державами мира». Скоукрофт предположил существование необходимости «американо-советского подхода к сотрудничеству в этом новом многополярном мире». Он дал ясно понять, что у США нет особого интереса к такому подходу, но не отрицал, что мир «быстро меняется» и что «возможны разные коалиции сил и держав». В этом контексте он подчеркнул важность поддержания «стратегических отношений», складывавшихся на протяжении многих лет между США и КНР, у которых, как он подчеркнул, «нет точек прямого конфликта друг с другом в стратегических вопросах». Скоукрофт особо отметил их тесное сотрудничество по Афганистану и Камбодже, где результаты были «очень позитивными как для двух стран, так и для мира в целом». Независимо от того, как будут развиваться в будущем советско-американские отношения, он заверил Цзяна, что США с нетерпением ожидают «решения текущих проблем» между ними, чтобы «продолжить и сделать более динамичными такие отношения»[1757]
.В то время как Скоукрофт обрисовал эту архитектуру в духе сотрудничества, его компаньон Лоуренс Иглбергер был гораздо откровеннее. «В этой поездке я действую как дипломат, – сказал он министру иностранных дел Цянь Цичэню, – позвольте мне быть недипломатичным. У меня такое впечатление, что мы танцуем танец театра кабуки. Вы говорите, и мы это принимаем, что движение должно произойти с нашей стороны, прежде чем вы тоже сможете двинуться. А мы говорим вам, и мы искренни, что движение должно быть с вашей стороны. Теперь мы кружим друг вокруг друга, каждый ждет, когда двинется другой»[1758]
.Чтобы продолжать диалог, необходимо было добиться прогресса по четырем центральным вопросам. Это были отмена военного положения, освобождение диссидента Фан Личжи, кредиты Всемирного банка и снятие санкций. В первые несколько недель, казалось, был достигнут некоторый прогресс. Фактически Пекин сделал свой первый шаг сразу после визита Скоукрофта-Иглбергера 12 декабря. Отвечая на обеспокоенность США по поводу продажи китайских ракет Сирии и Ливии, Министерство иностранных дел КНР заявило, что, за исключением случая продажи МБР Саудовской Аравии в 1987 г., «Китай никогда не продавал и не планирует продавать ракеты какой-либо ближневосточной стране»[1759]
. Неделю спустя, 19 декабря 1989 г. Буш отменил запрет Конгресса на предоставление кредитов компаниям, ведущим бизнес с Китаем, а также одобрил – исходя из «национальных интересов» США – экспорт трех спутников связи, которые должны были быть запущены китайскими ракетами-носителями в 1991 и 1992 гг.[1760] 10 января 1990 г. Китай отменил военное положение в Пекине. В течение нескольких часов Соединенные Штаты объявили, что они ослабляют свое общее противодействие кредитам Всемирного банка Китаю, поддерживая кредитование на индивидуальной основе для гуманитарных займов.И все же танец кабуки не всегда проходил гладко. 18 января Пекин объявил об освобождении 573 человек, задержанных после репрессий на площади Тяньаньмэнь, но Буш пришел к выводу, что это, по сути, показуха, призванная повлиять на американское мнение. Всеобщей амнистии не было, и строгие законы, запрещающие инакомыслие, оставались в Китае в силе. Поэтому он не предпринял никаких ответных шагов. Вместо этого в начале февраля, чтобы получить одобрение бюджета Госдепартамента Конгрессом, Буш подписал законопроект о разрешении ведения международных отношений. Он включал положения, вводящие в законодательство экономические санкции и ограничения на продажу оружия, которые он применил к КНР в своем указе сразу после событий на площади Тяньаньмэнь. И в другом случае, пытаясь умилостивить Конгресс, Буш предложил Китаю свое регулярное ежегодное продление статуса «наиболее благоприятствуемой нации», если будет дано разрешение на выезд в США Фан Личжи и его жены[1761]
.