Поездка премьер-министра Великобритании Джона Мейджора в Пекин в сентябре 1991 г. оказала еще большее влияние на прекращение изоляции Китая от Запада. Как и ожидалось, Мейджор начал с язвительной критики ситуации с правами человека в КНР, на что Ли Пэн едко ответил, что Великобритания игнорировала подобные вопросы во время своих длительных империалистических отношений с Китаем. Разобравшись с этим, Мейджор и Ли подписали ранее объявленный меморандум о масштабном проекте строительства аэропорта и порта в Гонконге стоимостью 16 млрд долл. Заявив, что «мы не разделяем общих ценностей», но «у нас есть общие интересы, и Гонконг среди них в первую очередь», Мейджор достиг соглашения и по другим аспектам возвращения колонии под суверенитет Китая в 1997 г. Солнце британского влияния в Китае клонилось к закату, но Мейджор, как и Кайфу, признавал необходимость вести дела с Пекином, несмотря на площадь Тяньаньмэнь[1774]
.Хотя Буш к этому времени был все больше занят своей предвыборной кампанией, он не собирался полностью оставлять отношения с Китаем на усмотрение своих союзников. Япония, в конце концов, оставалась торговым конкурентом США, Британия была сосредоточена на Гонконге, и существовали также вопросы, представляющие особый интерес для Америки, в частности, распространение ядерного оружия. Китай в 1991 г. оказал наибольшее влияние на Ким Ир Сена и растущую ядерную программу Северной Кореи. В более общем плане Вашингтон был обеспокоен тем, что, по данным разведки, являлось агрессивной и тайной кампанией Китая по экспорту технологий и вооружений в менее развитые страны Азии, Северной Африки и Ближнего Востока, а также действиями в обход разрозненных усилий Запада по ограничению распространения оружия массового уничтожения[1775]
.Для продвижения своей повестки дня у Америки, безусловно, имелись потенциальные рычаги воздействия на Китай, включая доллары, высокие технологии и стремление КНР к переговорам. Действительно, Пекин почти год настойчиво давил на США, требуя возобновления официальных контактов на высоком уровне. Но администрация США должна была найти малозаметную возможность, которая не вызвала бы слишком много комментариев у себя дома. Это произошло 27 сентября 1991 г., когда Бейкер имел возможность поговорить со своим китайским коллегой, министром иностранных дел Цянь Цичэнем, на полях Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке[1776]
.Бейкер начал с того, что сурово напомнил Цяню, насколько разрушительными были репрессии КНР на площади Тяньаньмэнь для китайско-американских отношений и общественного отношения к Китаю. То, что китайцы эвфемистически называли «инцидентом на площади Тяньаньмэнь», нельзя было просто замять. «Я хочу приехать в Китай», – подчеркнул Бейкер. Но он не мог позволить, чтобы его миссия провалилась, потому что в этом случае враждебно настроенный Конгресс перехватил бы у Буша американо-китайскую политику. В конце концов, Конгресс стремился «отменить решение президента о НБН» при первой же возможности. Ответ Цяня был непостижимо расплывчатым, к большому разочарованию Бейкера. Поэтому госсекретарь продолжал настаивать: «Что мне нужно знать, так это то, чего я могу добиться своим визитом. Мы можем поговорить о деталях? С глазу на глаз?» Он подчеркнул, что «я хочу покинуть Китай с чем-то по правам человека и распространению». Он настаивал, что это был «последний, лучший шанс Пекина». Ответы Цяня были вежливыми и успокаивающими, но в конечном счете неточными. Бейкер решил верить, что его сообщение было «воспринято»[1777]
.Шесть недель спустя, 15 ноября 1991 г., госсекретарь США вернулся в Запретный город, который он не посещал с февраля 1989 года, для трехдневных переговоров. Его первый раунд – четырехчасовая встреча и рабочий ужин с Цянем в роскошной государственной резиденции для гостей Дяоюйтай, которую столетия назад облюбовали китайские королевские особы, – просто позволил обеим сторонам обозначить свои позиции. Цянь смело представил то, что Бейкер назвал «списком белья» – тех уступок, которых КНР хотела от США, с отменой санкций прежде всего. Бейкер ответил тем же, прочитав сорокапятиминутную лекцию о правах человека и всех других проблемных двусторонних и многосторонних вопросах, которые беспокоили Вашингтон. В заключение он прямо сказал: «Теперь пришло время быть практичным, я не жду чудес. Но я действительно ожидаю, что вы осознаете свои собственные личные интересы. Мне нужны конкретные результаты – не обещания, не встречи, не задержки». Каждая сторона действовала так, как будто она была в театральной ложе, а другая просто должна была отступить[1778]
.