Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Революционные течения бушевали и на другом конце света, в Китае. Здесь объективы камер были направлены на студентов, собравшихся на площади Тяньаньмэнь, перед воротами Запретного города. Бросая вызов полиции, они требовали демократии. Как и немцы, они обожали Горбачева, алхимика реформ коммунизма. Но Пекин – это не Берлин. Здесь не могло быть никакой «ненасильственной революции». Солдаты действительно стреляли в толпу; танки катились по бульварам и выходили на площадь, давя демонстрантов своими гусеницами. Дэн Сяопин не был Михаилом Горбачевым. У него не было никаких угрызений совести по поводу применения силы, когда требовалось удержать коммунизм у власти в Китае. И вот 4 июня 1989 г. ознаменовало исторический разрыв – фундаментальное расхождение в том, как надо выходить из холодной войны. Произошедшее после событий на Площади не могло быть тем, что произошло после падения Стены.

Контраст между Дэном и Горбачевым подтверждает то, насколько важны лидеры. Каждый из них проводил реформы, не осознавая возможных последствий, но, когда политический процесс вышел из-под контроля, китайский лидер применил сокрушающую силу. Его советский коллега позволил реформе перерасти в революцию, а затем воздержался от использования танков, чтобы сдержать ее. Сила народа не была непреодолимой; ее могли сокрушить военные или направить в нужное русло политики.

Решение Дэна о репрессиях было относительно простым выбором для авторитарного правителя, который, несмотря на раскол в своей партии, уверенно сохранял контроль над армией и силами безопасности. Он действовал в государстве, которое было одновременно обширным и изолированным, отчетливо националистическим и жестко контролируемым. Это было также государство с глубокой памятью о народных волнениях и их пагубных последствиях: восстание тайпинов, охватившее Китай в середине XIX в., унесло жизни от 20 до 30 млн человек. Частично спровоцированное вторжением Запада в Китай, движение тайпинов, инициаторы которого увековечены на площади Тяньаньмэнь, подорвало мощь старого имперского государства и усугубило его экономическую и политическую беспомощность перед Западом. Безусловно, введение международных санкций после репрессий 1989 г. означало серьезные неудобства для Китая. Однако Дэн был непреклонен в том, что он «никогда не позволит никаким людям вмешиваться во внутренние дела Китая», независимо от последствий – настолько горькими были воспоминания об историческом подчинении Западу[1818].

В Европе ситуация была более сложной. Учитывая новый настрой Кремля, к 1989 г. широкомасштабное применение силы в рамках Советского блока уже не представлялось возможным. В любом случае, ни один национальный лидер в странах Варшавского договора по-прежнему не обладал полной властью над своими военными и службами безопасности. Более того, влияние политических изменений не могло быть сдержано внутри самого блока из-за немецкого вопроса: любая трансформация Восточной Германии несла с собой последствия для соседних коммунистических стран и даже в большей степени для Федеративной Республики, поскольку холодная война разразилась вокруг решения о разделе германского государства. Таким образом, любое обсуждение объединения затрагивало западногерманских союзников, особенно Францию и Великобританию с их болезненными воспоминаниями о двух мировых войнах. А в глобальном плане это привлекло две сверхдержавы, более сорока лет противостоявшие друг другу вдоль внутренней границы Германии и в городе Берлине, причем каждая выступала в качестве защитника безопасности своего немецкого государства-клиента. Таким образом, европейская революция 1989 г. была не чем иным, как вызовом существующему мировому порядку. И управление им требовало сотрудничества между лидерами с различными идеологическими взглядами, историческим багажом и внутренними ограничениями.

Такой вызов, конечно, не был уникальным в современной истории. В 1814–1815 гг. в Вене и в 1919 г. в Париже лидеры стран собирались вместе, пытаясь управлять историческими изменениями. Но это были собрания победителей, чтобы заключить мир после чрезвычайно разрушительных войн. После Второй мировой войны так и не было заключено ни одного общего мирного договора, а саммит победителей в Потсдаме в 1945 г. предвосхитил переход от сотрудничества военного времени к конфронтации времен холодной войны. После 1989 г. не состоялись ни международные конференции, ни конклав победителей. События после падения Стены были процессом, включавшим множество встреч на высшем уровне, дискуссий и телефонных звонков в течение следующих двух лет, которые в совокупности привели к переговорам о выходе из холодной войны и объединению бывших врагов.