Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Китайско-российские отношения, безусловно, пострадали от короткого медового месяца Ельцина с Западом в первой половине 1992 г. Первоначально распад Советского Союза означал, что Москва ослабила свои политические щупальца в Тихом океане, поскольку Ельцин сосредоточился на попытках построить демократию и полноценную рыночную экономику в том, что, как он надеялся, будет «равноправным партнерством» с США. Но, учитывая внутриполитические проблемы Ельцина и его собственное стремление к власти, он в конечном итоге был вынужден умиротворять консерваторов и евразийцев, скептически относящихся к «вестернизации». В результате тон разговоров Кремля о «дружбе» и «союзничестве» с Западом вскоре стал глуше, а недолгое «объятие», когда Россия купалась в идее стать «полноценной частью демократического мира», разомкнулось[1805]. Вместо этого стали раздаваться заявления об особой российской идентичности, уходящей корнями в ее славную историю и риторику «великой державы», а также разговоры о значении ее «ближнего зарубежья»¹⁵³ и государств в Азии и на Ближнем Востоке. Другими словами, после краткого флирта с США в 1992 г. российская внешняя политика перешла к более «географически сбалансированному» подходу. Вместе с этим росло понимание ценности взаимовыгодных отношений с Пекином[1806].

Тем не менее Кремль не отказался от принципиально ориентированного на Запад мировоззрения – не только Америки и НАТО, долларов и немецких марок, но и от такой неприятной проблемы «западных ценностей». Министр иностранных дел России – атлантист Андрей Козырев – подчеркнул разницу между Россией и Китаем в области прав человека. Выступая на сессии Комиссии ООН по правам человека в Женеве в марте 1992 г., Козырев проголосовал за включение вопроса о нарушениях прав человека в Тибете в повестку дня – это было прямое оскорбление Пекина. Он даже провозгласил: «Создание цивилизованного общества в Российской Федерации невозможно без полной защиты прав человека. С учетом этого мы стараемся использовать международные механизмы и в определенной степени станем способствовать вмешательству во внутренние дела»[1807].

Таким образом, предзнаменования для визита Козырева в Пекин несколько дней спустя после этого совсем не были благоприятными. Предпринятая им тридцатичасовая остановка на пути в Сеул и Токио оказалась не только короткой, но и рискованной. Произошла, конечно, ратификация китайско-российского соглашения о границе и попытки «придать дополнительный динамизм» переговорам о сокращении вооружений и мерах укрепления доверия в регионе. И было подписано соглашение о «торгово-экономических связях» взамен старых договоров 1958 и 1990 гг., а также обсуждались вопросы открытия прежде закрытых приграничных городов для трансграничной торговли и создания зоны свободного предпринимательства в районе реки Туманная (Тумакнган) – в том районе, где Китай, Россия и Северная Корея граничат друг с другом. Но в остальном мало что было достигнуто. Действительно, как подчеркивалось в их официальных документах, «элементы значительного согласия сосуществуют с различными подходами к некоторым весьма важным вопросам». Далее Козырев заявил на пресс-конференции: «Нельзя выбирать соседей. Нравится нам нынешнее китайское руководство или нет, мы должны сотрудничать с ними. Другого пути нет»[1808].

Эта напряженность, однако, не помешала практическому военному сотрудничеству с Россией: КНР закупила 24 российских истребителя, которые были отправлены в Китай в середине 1992 г. Это также не помешало пригласить Ельцина с государственным визитом в Пекин. Стремясь избежать политических потрясений у себя дома, российский лидер надеялся погреться в лучах азиатского саммита и мечтал изменить международный баланс сил. В конце ноября, незадолго до своей поездки он торжественно объявил о начале «новой и исторической эры» в китайско-российских отношениях. Китай, «великая держава», по его словам, теперь будет «занимать приоритетное место во внешней политике России – не только в Азии, но и во всем мире»[1809].

В Пекине в совместной декларации, подписанной Ельциным и президентом Китая Ян Шанкунем 17 декабря, была поддержана политика «конструктивного сотрудничества». В ней говорилось, что Россия и Китай рассматривают друг друга как «дружественные государства», которые будут «развивать отношения добрососедства, дружбы и взаимовыгодного сотрудничества» в соответствии с Уставом ООН, основанные на принципах «взаимного уважения и территориальной целостности, ненападения, невмешательства друг друга во «внутренние дела, равенство и взаимная выгода, мирное сосуществование и другие общепризнанные нормы международного права». В ней также признавались различные политические пути двух стран, но также утверждалось, что «различия в социальных системах и идеологиях не должны препятствовать нормальному развитию межгосударственных отношений»[1810].