Когда плачут драконы

Им пришлось сделать пару поворотов в узких коридорчиках, отделенных от других помещений плотной тканью, прежде чем они замерли перед перекрывающей проход занавеской. За ней горел свет и совершено точно происходило что-то плохое. Оттуда доносился свист кнута, скрежет когтей, отвратительная ругань…

И разрывающий душу, небывалый, невозможный, но понятный на любом языке плач мальчика-дракона.

Кайя сама не поняла, откуда взялась в ней такая ненависть. Она даже подумать не могла, что бывает такое чувство — жгучее, страшное, уничтожающее все доброе и светлое в душе и абсолютно не подвластное управлению.

Кайя отдернула занавеску.

Отвратительный лысый горбун одной рукой держал кнут, щедро потчуя им залитые кровью бока исхудавшего пепельно-серого драконыша, а на вторую наматывал цепь, заставляя своего пленника тыкаться мордой в корыто с какой-то вонючей дрянью. Толстые прутья клетки между палачом и его жертвой нисколько не препятствовали этим издевательствам, и Кайя задохнулась, разглядев на драконьей морде настоящие слезы.

— Не смейте!.. — резким от переполнявшего бешенства голосом выкрикнула Кайя. — Не смейте!.. Ребенка!.. Мерзавец!..

Что увидел в ее лице горбун-мучитель, Кайе было неведомо. Но только он словно разом протрезвел, да еще и распрямился, позабыв про увечье. Швырнул цепь обратно в клетку, а кнут, напротив, сжал в руке и шагнул к Кайе с такой злобой, что ей впору было развернуться и бежать прочь, не оборачиваясь, под защиту синего дракона, а еще лучше всего Армелона.

Но Кайя не двинулась с места. В эти секунду ей стало безразлично, что этот изверг был способен убить ее одним умелым ударом, а она, напротив, не могла причинить ему ни малейшего вреда. Ненависть перехлестывала через край, и Кайя выдернула из складок юбки кинжал — тот самый, что так и не подарила Вилхе, но всегда брала с собой как защитный оберег, — и приготовилась дорого продать свою жизнь.

Горбун скрипнул зубами и замахнулся.

Кайя сжалась…

И вдруг увидела, как из-за боковой шторы высунулась лопата и с силой опустилась на лысую голову горбуна. Тот хрюкнул — совершенно как боров — и мешком свалился на землю. Следом с протяжным человеческим всхлипом на полу клетки растянулся истерзанный драконий детеныш.

Кайя бросилась к занавеске.

Прятавшаяся за ней Беата выпустила лопату и совершенно обессиленно сползла по тканевой стене, закрывая глаза и теряя сознание.

Кайя охнула, но тут же овладела собой. Вытащила из-под накидки свисток и трижды дунула в него, прося помощи…

Глава одиннадцатая: Другая мечта

Беата очнулась от резкого запаха, впившегося в голову рассадником колючек. Зашевелилась, замахала руками, чтобы избавиться от него, и как сквозь сон услышала голос Кайи:

— Да он не дожил бы до вашего появления! — возмущенно доказывала кому-то сестра. — Этот изверг ему в миску эля налил и хлебать заставлял! Мальчишку! Он бы отравился, если бы послушался! А если бы не послушался…

Беата ощутила невольную гордость за нее. Наконец-то Кайя оставила свою робость и высказала то, что у нее на душе. Пусть даже это были не чувства к любимому парню, а защита набедокурившей сестры — уже вперед. Тем более что Беата вправе была ожидать от нее выговора, а вовсе не поддержки. Впрочем, наверное, и за этим дело не станет.

Беата приоткрыла один глаз, потом второй и с трудом разглядела в неверном свете факела удовлетворенное лицо Джеммы.

— Очнулась она! — звонким голосом возвестила та и наконец убрала от носа Беаты отвратительно пахнущую тряпку. Поднялась на ноги, и Беата только сейчас поняла, что лежит на земле, но не на голом снегу, а на какой-то подстилке, не позволяющей ей замерзнуть.

Беата попыталась было сесть, но в глазах тут же потемнело, и она неловко схватилась за жесткую ткань, словно ища в ней поддержку. Рядом раздались шаги и озабоченный голос Вилхе:

— Ты как? Перелет осилишь? А то нам бы убраться отсюда поскорее, пока циркачи не протрезвели да городские защитники не опомнились.

Беата дождалась, когда пелена спадет, потом устало нахмурилась.

— Я теперь хоть что осилю.

Вилхе довольно кивнул и отправился на подмогу друзьям. Те сооружали подобие большого гамака из полотнища, подозрительно похожего на цирковой шатер. Только сейчас Беата поняла, что не помнит ничего после своего обморока. А между тем вся их компания находилась не у городских стен, как должна была, а в каком-то лесу, и слова Вилхе наводили на мысль о том, что приключение их закончилось не самым мирным путем.

Впрочем, узнает. Не сейчас, так чуть позже, когда наберется сил и станет способна хоть как-то реагировать на происходящее.

Беата даже не думала, что может быть так плохо. Когда ничего уже не хочется, разве что укрыться с головой той самой тканью, на которой лежала, и ждать, когда падающий хлопьями снег занесет ее так, что невозможно будет отличить от обычного холмика. Любое движение требовало невероятных усилий. Даже необходимость думать требовала невероятных усилий, а Беату одолевало такое безразличие, словно случилось что-то непоправимое.

Они спасли драконыша.