Когда плачут драконы

Беата-то переживет, а вот Кайя себе этого точно не простит. А Беату неожиданно стали беспокоить чувства названой сестры. Как и чувства Одже. Который тоже никак не мог себе чего-то простить.

— Я сама себя обидела, — с иронией поделилась Беата и добавила, понимая, что должна объяснить: — Не знала, что ты такой.

— Какой? — совсем упавшим голосом спросил Одже. А Беата, скрывая смущение, снова широко улыбнулась.

— Замечательный! — ну а что? Пусть и Одже хоть немного порадуется. Ведь заслужил же!

Не дожидаясь ответа, Беата снова двинулась в путь.

— Все книги перечитал?

Одже качнул головой — все еще неуверенно, но все-таки уже не так безнадежно.

— Вообще не притрагивался, — пробормотал он. — Смотреть на них не мог.

Беату затопило нежданной радостью — ну что с ним делать?

— А вслух читать еще не разучился? Я ведь приду проверю.

Одже наконец тоже улыбнулся.

— Приходи, — негромко и очень мягко проговорил он. — Я буду ждать.

Беата чуть слышно выдохнула, чувствуя, что радости становится тесно в груди, а выразить ее не позволяет совершенно не свойственное ей стеснение. И было так хорошо оттого, что можно просто идти по пустой темной улице рядом с парнем, молчать, заново переживая все только что произошедшее, и знать, что он не осудит и не посмеется. Даже если Беата в самую последнюю секунду прощания подастся вперед, поднимется на цыпочки и быстро поцелует его в щеку.

— Завтра… — растаяло морозное облачко обещания Беаты, а Одже все продолжал стоять возле ограды и смотреть в тускло светившиеся окна. Если он спит, то пусть бы никогда не просыпался. Но если все это правда…

Одже собрал с забора свежевыпавший снег и вытер им лицо. Щеки горели, как у молоденькой девицы, впервые взглянувшей на жениха, и Одже хотел было привычно обвинить себя в несуразности, но не смог. Если Беата не побрезговала…

Какое право он имеет жаловаться? И портить такой момент выдуманными глупостями?

Не думая ни о чем, Одже добрел до ближайшего сугроба, упал в него спиной и принялся смотреть в прояснившееся зимнее небо.

Глава двенадцатая: Харде

Кажется, это называлось ревность. Когда и больно, и обидно, и не знаешь, что делать, и хочется избить ни в чем не повинного человека. Своего товарища. Которому повезло в любви больше, чем тебе. И Вилхе никогда не думал, что он поставит собственные интересы выше настоящей мужской дружбы.

Да только Кайя оказалась нужнее и дороже любого братства. И можно было сколько угодно уговаривать себя, что она тоже друг, еще и более близкий, чем Кедде, да только друзей не хватают за руку так, словно в них сосредоточен весь смысл жизни. Не ищут взглядом их взгляд, чтобы в сотый раз замереть от чего-то неведомого, а потом ощутить, как радость заполняет существо. Не смущаются от их внимания и не тоскуют из-за их небрежности.

И не ревнуют.

Вилхе же не просто ревновал, он себя забывал от накатывающей волнами ненависти к Кедде и обреченности из-за выбора Кайи. Теперь-то уже стало понятно, кто ей нужен на самом деле. Вилхе сомневался до последнего, цепляясь за надежду и отказываясь признавать очевидное. Даже реакцию Кайи на шуточки Беаты о ее влюбленности в Кедде предпочел пропустить мимо ушей, памятуя о богатой фантазии кузины. Но когда в руках Кайи мелькнул кинжал с рукояткой в виде дракона…

Они с Кедде услышали призывный сигнал его свистка, когда веселье в стане циркачей было в самом разгаре и подсадные посыльные едва успевали сновать от одного пировальщика к другому с кувшинами эля. По расчетам, полная тишина у городских стен должна была установиться в течение получаса, но троекратное кряканье в очередной раз сорвало все планы. Вилхе еще переглянулся с Кедде, решая, что делать, а потом стремглав бросился на помощь.

Открывшаяся в большом шатре картина живо напомнила события десятилетней давности, когда отец точно из такой же клетки высвобождал бездыханного Дарре; и чувства породила те же самые: гнев, ужас, ненависть. Скольких драконышей Вилхе уже освободил, а так и не смог ни привыкнуть к творимым людьми жестокостям, ни понять, как можно измываться над детьми.

Таких мальцов, как нынче, Вилхе еще не видел. В груди подернулось холодом, когда он подумал о том, что за свою короткую жизнь уже пережил этот драконыш. Но времени на слабость не оставалось: надо было как можно скорее вытащить пленника из его темницы и свалить из этой обители зла подобру-поздорову. Ключ от клетки нашелся на шее у бессознательно горбуна, и Кайя с какой-то неожиданной для Вилхе жесткостью перерезала шнурок тем самым кинжалом, который так поразил его воображение. Даже ее слова: «Жаль, что не промахнулась» — не возымели такого действия, как рукоять с головой ящера.