Когда поют деревья

– Старость, вот что, – проворчал часовщик, снова садясь за рабочий стол. – Какая-то хроническая хворь…

– Это не шутки, Уолт.

Аннализа очень полюбила старика и не допускала и мысли о том, чтобы его потерять.

– Хроническое обструктивное заболевание легких, – объяснил мистер Бузински. – Надо было бросить курить задолго до того, как меня заставила Гертруда.

– И давно вы бросили?

Часовщик откинулся на стуле, скрестил ноги и откашлялся.

– Ты имеешь в виду, когда я бросал в последний раз?

Аннализа хихикнула – какой же он милый.

– Гертруда умерла в шестьдесят первом. Выходит, в последний раз я бросал в пятьдесят седьмом или около того. Она не давала мне покоя с того самого дня, как мы познакомились.

– Почему вы не сказали мне, что болеете, Уолт? Почему не следите за своим здоровьем? Что говорит доктор? Я постоянно твержу, что здесь слишком пыльно, а теперь выясняется, что у вас болезнь легких. Я больше не дам вам здесь работать, пока не сделаю уборку.

– Ради бога, остыньте, юная леди. Я уже давно принимаю лекарство. Тут ничего не поделаешь – старость не радость.

Потеряв терпение, Аннализа стала выспрашивать подробности. Наконец она объявила:

– Сегодня я буду мыть магазин весь остаток дня и не остановлюсь, даже если на уборку потребуется неделя.

Надо было срочно выручать часовщика. Как вовремя она потеряла работу. Что ни делается – все к лучшему. У бедолаги никого, кроме нее, не было. Уолт стал ей отцом, до которого ее собственному было далеко.

– Разве тебе не надо сегодня работать? – спросил он.

– Я как раз начала рассказывать. Меня уволили за то, что я вылила кофе на ботинки одного скот… то есть одного мерзкого шовиниста. И теперь у меня масса свободного времени.

– Святые угодники, – посочувствовал Уолт. – Ты права. Вот в таком мире мы и живем. Но знаешь что? По мне, так это просто значит, что все это слишком мелко.

Аннализа взмахнула руками, будто разбрасывая конфетти.

– И что тогда не мелко? Я стараюсь рисовать изо всех сил, но удача не идет ко мне в руки – а значит, плохи мои дела. Остается или пойти в официантки, или ползти обратно в Пейтон-Миллз, поджавши хвост.

– Я тебя найму, – предложил Уолт. – Прямо на полный рабочий день и найму.

– Это вы здорово придумали, – шутливо заметила девушка. – Уж я-то возьму ваши часы в оборот. Буду ковыряться вашими маленькими отверточками, пока все не заработает. Магазин устанет звенеть.

– Я с радостью обучу тебя часовому делу, но в магазине нужна и другая помощь. – Уолт откашлялся. – Ты и сама видишь – я уже сдаю. Если не против помочь мне с уборкой, как сама предложила, то почему бы тебе не взять и другие обязанности. Ты могла бы рекламировать товар, вести учет, поддерживать чистоту в магазине и одновременно рисовать. И цены на картины поднимешь. Наверняка ты будешь продавать их лучше меня.

Аннализа замерла по другую сторону прилавка, захваченная врасплох щедростью Уолта.

– Не подумайте, что я не ценю вашего предложения, однако я не хочу принимать подачки.

– Горько признавать, но сам я уже не справляюсь. И ты просто-напросто подвернулась как нельзя кстати. Твои картины для меня подспорье. Займись-ка делом и вдохни в магазин новую жизнь, как умеешь оживлять свои рисунки. Если хочешь, займи под картины все стены. Это вовсе не подачка. Я бы еще раньше позвал тебя работать в магазине, если бы не твой универмаг.

Кругом тикали часы.

– Осторожно, Уолт. Вдруг я поймаю вас на слове, – увлекшись предложением мистера Бузински, пошутила Аннализа.

– На это я и надеюсь. Хочешь верь, хочешь не верь, но я считаю, что дополнительные картины приведут ко мне новых покупателей и принесут больше денег. Мой магазин превращается в музей. Буквально на днях ко мне заходили и спрашивали, не набиваю ли я тут чучела.

Начиная оживать, Аннализа спрыгнула со стула.

– Я вложу в это дело все свои силы.

Хотя предложенная Уолтом работа не имеет отношения к творчеству, зато Аннализа поможет часовщику. И вдобавок он обещал отдать больше места под картины. Если она хочет снова достучаться до своей музы, надо продавать холсты, пока не подвернется что-нибудь получше.

Мистер Бузински разогнулся и сел прямо.

– Уж в этом я нисколько не сомневаюсь. У тебя есть отличная способность целиком отдаваться любому делу.

Аннализа раскинула руки.

– А теперь обнимемся.

Старик отмахнулся.

– Ну-ну, полно. Хватит меня смущать.

Но Аннализа все равно крепко обняла часовщика. В его хилом измученном теле чувствовалась какая-то обреченность, словно он уже устал бороться. Как она раньше этого не заметила?

Так поступают только эгоисты и плохие соседи. Неужели она не видела, что часовщик совсем сдал? Конечно, Аннализа знала, что мистер Бузински тоскует по жене, и слышала, как он кашляет, но почему она не догадалась предложить помощь хотя бы с готовкой или уборкой в магазине?