– Я привык сидеть перед сном на койке до того, как отключат свет, смотреть на твой рисунок и представлять тебя на этом месте. Как я рад, что наконец-то увидел все это своими глазами.
Если бы только Томас знал, что она точно так же сидела здесь и думала о нем, скучала. А теперь он, черт возьми, здесь, и она не знает, что делать.
Аннализа стала застегивать жакет, а Томас положил руки на перила.
– Где бы я ни оказался, – сказал он, – я всегда буду представлять, как ты стоишь на этом балконе и, может быть, иногда думаешь обо мне.
– Конечно, я буду о тебе думать, глупый, – торопливо ответила Аннализа.
Потому что люблю тебя, мысленно добавила она.
Пытаясь взять себя в руки, она указала на юго-запад.
– Луизиана где-то там. – Потом показала пальцем правее и заметила, что он дрожит. – А там Вьетнам.
Томас взял ее за палец и опустил руку вниз.
– Не бойся.
На секунду Аннализе показалось, что он ее сейчас поцелует, и она не представляла, как тогда ответит. Может, и представляла. Она была бы счастлива, купалась бы в его любви, но один поцелуй повлек бы за собой второй, а там – они бы вернулись в прошлый год, в тот вечер, когда он подрался с отцом в больнице, где Эмма пыталась выкарабкаться с того света. Если бы только они могли жить в мире, где нет последствий.
Но несмотря на эти ужасы, Аннализа рискнула бы всем, только бы испытать такую близость, ощутить вкус его губ и сказать наконец, насколько сильно она его любит. Вот бы расслабиться хоть на минуту, забыть об ответственности и поступить, как ей хочется.
Вместо того чтобы поцеловать Аннализу, Томас отпустил ее руку и нахмурился.
– Мне пора идти, а то я опоздаю на двухчасовой автобус.
В то же мгновение ветер словно угас, и песня музыкальной подвески оборвалась. Даже сердце перестало биться у Аннализы в груди. Хотя Томас никогда не пересекал линию, которую очертила девушка, она надеялась, что он через нее переступит. Но тогда это уже был бы не Томас, и Аннализа еще сильнее любила его за рыцарскую натуру.
Подходящий момент был упущен, и мысли Аннализы снова вернулись к дальнейшей судьбе Томаса. Уже завтра вечером, когда она сядет за ужин, он впервые вдохнет воздух Вьетнама.
Борясь со слезами, которые сейчас только застыли бы на ее щеках, Аннализа положил ладонь на его сильную руку.
– Будь настоящим воином, хорошо? Будь сильным и не забывай об осторожности. Тогда ты вернешься домой.
Аннализа хотела добавить, что будет его ждать, но поняла, что не имеет на это права.
– Не волнуйся, со мной все будет хорошо.
Да разве возможно – не волноваться?
Они крепко обнялись, и, глядя на хмурые небеса, Аннализа прошептала молитву: пусть Томас живым и невредимым возвратится домой. Что бы ни было дальше, Аннализа отчаянно надеялась увидеть его после войны и убедиться, что он благополучно вернулся в родной город. Забыв о логике, она даже позволила себе мысль, что после войны они каким-то чудом смогут дать друг другу шанс.
Выходя из квартиры, они вернулись к ничего не значащей болтовне, и Аннализа подвезла Томаса до автостанции. Потом пошла за ним, пробираясь по обледеневшей парковке, когда он покупал билет, а потом проводила до автобуса. Они успели как раз вовремя. Аннализа в какой-то степени надеялась, что им удастся еще немного поговорить, или Томас поедет на следующем автобусе, но сегодня ее желания были на втором месте. Главным было то, что сегодня Томас садится на самолет, который полетит в одно из самых опасных мест на Земле.
После прощального объятия Томас закинул вещмешок на плечо и поднялся по лестнице. Остановившись на последней ступени, он обернулся:
– Тебя ждут большие дела, Анна.
Она не знала, как ободрить его в ответ. Ее дела уже не казались такими уж большими, когда впереди у Томаса был Вьетнам. В конце концов она выдавила:
– Возвращайся скорее домой.
– Я вернусь, – пообещал Томас.
На его лице обозначились скулы: он пытался сдержаться.
Водитель автобуса вышел со станции, поправляя темно-синюю фуражку.
– Все, ребятки, пора уезжать.
– Не забывай мне писать, – попросил Томас. – Обещаешь?
– Обещаю.
В груди расползалась пустота.
– И возьми в руки кисточку…
– Да.
Неужели это и будут его последние слова, обращенные к ней?.. Возьми в руки кисточку… Эта мысль змеиным ядом проникла ей в душу.
В последний взгляд они вложили море чувств и тысячу невысказанных слов. Аннализа чуть не сказала Томасу, что любит его, но у нее не хватило храбрости.
Вместо этого она ответила:
– До свидания, Томас Барнс. Увидимся, когда вернешься.
Он сжал губы и кивнул.
– До свидания, Аннализа Манкузо, мой самый талантливый и невозможный друг. Оставайся такой же единственной и неповторимой. Увидимся через год.
Ее сердце опустело и покрылось пеплом.
Томас как по команде повернулся кругом, и дверь автобуса закрылась. Из выхлопной трубы повалил черный дым, и автобус тронулся с места.
Томас появился у заднего окна и помахал ей. Аннализа помахала в ответ, а потом он нарисовал на стекле сердце, поместив себя в рамочку. У Аннализы перехватило дыхание, и она смотрела сквозь это сердце в его смелые глаза до тех самых пор, пока автобус не скрылся из виду.