Когда шагалось нам легко

Никаких гостиниц в Джиджиге не было, но фирма Мухамеда Али держала на чердаке торгового склада свободную комнату, где во время своих периодических визитов останавливался харарский консул. У нас был карт-бланш на ее использование, и мы заблаговременно телеграфировали местному управляющему, чтобы тот нас ожидал. Вскоре появился его представитель – в пижаме, с зонтиком в одной руке и с фонарем в другой.

Нас подстерегали новые неприятности: Мата-Хари попытался затеять драку, потому что караульные не разрешили нам забрать свои вещи. Их должен был проверить таможенник, у которого рабочий день начинался только завтра утром. Поскольку там были наши припасы, а перекусили мы в последний раз около полудня, перспектива была нерадостная. Индус из компании Мухамеда Али сказал, что дело это безнадежное и что лучше нам пойти к себе в комнату. Мы с Матой-Хари, Чарльзом и собственными солдатами пошли на поиски таможенника. Постучали в дверь его дома; открыть нам отказались, но прокричали в замочную скважину, что таможенное управление находится во Французском доме. В темноте уже собралась горстка абиссинцев. Мата-Хари всячески провоцировал их на драку, но наш харарский охранник проявил готовность к примирению, и в конце концов нас повели, как нам показалось, через многие мили слякоти к другой постройке, где горел свет и толпились часовые. Что представляет собой Французский дом, пока оставалось загадкой. Изнутри доносились громкие голоса. После того как Мату-Хари чуть не застрелил один из часовых, дверь открылась и появился небольшого роста абиссинец, чисто выбритый, одетый по-европейски, в роговых очках – представитель молодого поколения. Позже мы узнали, что его совсем недавно назначили на должность, а весь предыдущий год он провел в тюрьме по обвинению в казнокрадстве. Извиняясь на беглом французском за причиненные неудобства, он прошел вместе с нами к грузовику. Мы получили свой багаж, а потом в сопровождении индуса поднялись к себе в комнату, поужинали и проспали на полу до рассвета.

Во всех поездках возникает один и тот недоуменный вопрос: где ночуют слуги-туземцы? Они могут в любое время появиться в незнакомом населенном пункте – и вроде как их сразу окружают гостеприимные свойственники, обнимают, ведут к себе домой и потом угощаются твоими припасами. Наша компания распалась и без сожаления исчезла в ночи – все, кроме Габри, которого отвращала Джиджига. По отношению к сомалийцам он был жутким ксенофобом: даже отказывался от еды, объясняя, что их стряпня не пригодна для абиссинцев, да и нас чуть не уморил голодом, когда отказался покупать провизию под предлогом чрезмерно высоких цен.

Мата-Хари, судя по его утреннему виду, спал в грязи, но не исключено, что он просто нарвался в конце концов на драку. К нам в комнату он пришел в каком-то экстазе, лопаясь от таинственности. У него была новость чрезвычайной важности. Он даже не мог произнести ее вслух и настоял на том, чтобы нашептать каждому в отдельности на ухо. Французский консул, граф Дрогафуа, брошен в застенки. Мы попросили уточнить это имя. Помотав головой и подмигнув, он достал огрызок карандаша и клочок бумаги. А потом, озираясь через плечо, чтобы удостовериться в отсутствии соглядатаев, тщательно вывел крупными печатными буквами: «ДРОГАФУА». А ведь минувшей ночью, добавил он, мы спали как раз в доме этого Дрогафуа. Сегодня его расстреляют. Арестованы, кстати, еще двенадцать католиков; этих зашьют в кожи и сожгут заживо. В городе находятся четверо мальтийских священников. Их, наверное, тоже расстреляют. Пообещав скоро вернуться со свежими новостями, он еще раз со значением подмигнул и стал на цыпочках спускаться по лестнице.

В несколько озадаченном расположении духа мы сели завтракать консервами из рябчика, запивая их кьянти. Не успели мы обсудить, сокрыта ли в его рассказе хоть крупица правды, как пришел таможенник, наш друг со вчерашнего вечера, чтобы представиться по имени, Кебрет Астатки, и осведомиться о нашем благополучии. Он сказал, что деджазмач[159] Насебу, губернатор Харара, проводит этот день в Джиджиге по пути к югу и будет рад нас видеть. Соответственно, мы пешком отправились в Гебби.

Дождь прекратился, и город предстал в более радостном обличье. Он состоял из одной главной площади и двух боковых улиц. Единственным европейцем в городе, кроме таинственного Дрогафуа и мальтийских священников, был грек, на которого – тот ехал мимо на велосипеде – указал нам Мата-Хари.

– Это Алкоголь, – объяснил он; как мы выяснили позже, данное прозвище носил владелец местной монополии на продажу спиртного.