Когда шагалось нам легко

Как голубя из Ноева ковчега, мы отправили боя сориентироваться в этой пустоте. Полчаса ждали его возвращения. Тем временем откуда ни возьмись появились три местные женщины, которые глядели на нас из-под соломенных зонтиков. Профессор снял шляпу и поклонился. Женщины, сбившись в кучку, захихикали. Любопытство вскоре победило робость, и они подошли ближе; одна дотронулась до радиатора и обожгла руку. Они попросили сигарет, но водитель в грубой форме отказал.

Наконец вернулся бой и объяснил, куда ехать. Свернув под прямым углом, мы продолжили путь; и профессор, и я вновь задремали.

За то время, что я спал, местность изменилась до неузнаваемости. Примерно в полумиле от нас, наискосок от линии нашего пути, земля внезапно обрывалась: там был огромный каньон, круто уходивший вниз ярусами голых скал, испещренных полосками и пятнами древесной растительности. Внизу, между зеленеющими берегами, протекала река, питавшая Голубой Нил; к этому времени года она почти полностью пересохла, за исключением нескольких сверкающих на солнце струек, которые сходились и расходились тонкими лучами на песчаном дне. В двух третях пути вниз по склону, за кронами деревьев, цеплявшихся за полукруглый земляной выступ, просматривались купола Дебре-Лебанос. Вниз по крутому склону тянулась растрескавшаяся дорога, и нам больше некуда было деваться, кроме как в ее сторону. Спуск выглядел смертельно опасным, но наш водитель-армянин, не дрогнув, доблестно ринулся вниз.

Временами автомобиль кренился на узкой дороге, по одну сторону которой возвышались скалы, а по другую разверзалась пропасть; временами мы с осторожностью продвигались по широким выступам между огромными валунами, а в теснинах задевали скалу и слышали скрежет. Вскоре мы достигли такого узкого места, которое даже наш водитель признал непроезжим. Протиснувшись вдоль подножек, мы вылезли из машины, чтобы продолжить путь на своих двоих. Профессор У. явно проникся святостью места.

– Смотрите, – говорил он, указывая на какие-то столбики дыма, поднимающиеся впереди над высокими скалами, – это прибежища отшельников-анахоретов.

– Вы уверены, что здесь есть отшельники-анахореты? Никогда не слышал.

– Очень подходящее для них место, – задумчиво отвечал профессор.

Армянин – невысокий, но решительный человек, коротко стриженный, в гамашах на толстых ногах – шел впереди; за ним, пошатываясь, тащился бой, который нес верхнюю одежду, одеяла, съестные припасы и с полдюжины пустых бутылочек. Внезапно армянин остановился и, приложив палец к губам, указал взглядом на скалы, расположенные прямо под нами. Там, в тени, застыло десятка два-три разновозрастных бабуинов обоего пола.

– Ах, – умилился профессор У., – священные обезьяны. Как интересно!

– Почему священные? Мне кажется, просто дикие.

– Священные обезьяны в монастырях не редкость, – объяснил он с особой нежностью. – Как-то я видел их на Цейлоне, а еще чаще – в Индии… Ах, зачем он так поступил? Что за недомыслие! – Это шофер запустил в стаю камнем, и обезьяны, тявкая, бросились врассыпную, к вящей радости нашего боя.

Идти было жарко. Мы оставили позади несколько тукалов, откуда на нас с любопытством глазели женщины с детьми, и через некоторое время оказались на открытом зеленом выступе, утыканном огромными валунами и множеством невзрачных домиков. Нас окружила толпа подростков, одетых в лохмотья и почти поголовно зараженных кожными болезнями, но отроков прогнал наш армянин. (Позже нам стало известно, что это были псаломщики.) Мы послали боя найти кого-нибудь посолиднее; вскоре из тени деревьев появился благообразный бородатый монах, который, держа над головой желтый солнцезащитный зонт, направился к нам для приветствия. Мы вручили ему рекомендательное письмо от абуны, и после внимательного изучения обеих сторон запечатанного конверта он, при посредничестве нашего переводчика-армянина, согласился привести сюда настоятеля. Какое-то время монах отсутствовал, а потом вернулся со старым священником в огромном белом тюрбане и коричневой рясе: на носу у него были очки в стальной оправе, в одной руке видавший виды черный зонт, в другой – мухобойка из конского волоса. Профессор У. ринулся вперед и поцеловал нагрудный крест почтенного настоятеля. Тот отнесся к этому благосклонно, но я не решился следовать примеру профессора и ограничился рукопожатием. Монах протянул настоятелю наше рекомендательное письмо, которое тот, не вскрывая, опустил в карман рясы. Они сообща объяснили, что в скором времени смогут нас принять, и пошли будить братию, чтобы подготовить к приему общую залу.

Ждали мы около получаса, сидя в тени близ храма и постепенно притягивая к себе любопытствующих клириков разного возраста. Армянин пошел проверить, все ли в порядке с его машиной. На задаваемые нам вопросы профессор У. отвечал поклонами, сокрушенными кивками и сдержанным хмыканьем.