Когда улыбнется Ганеш

Кто понимал тебя, кому ты был известен?
Самудрагупте, Раме голубому?
Акбару или Капилеидраведе?
Кто боль твою почувствовать сумел?
Что, что ты знал о времени летящем,
когда, как брюхо конское, оно
вздувалось вдруг, в ракушек миллионы
трубило громогласно и стонало?
Ты видел тучи пыли над землею,
дрожащей под копытами коней,
под топотом слонов и визгом колесниц?
Ты видел ли сгоревшие деревни,
и душераздирающие крики
ты слышал ли в кромешно черной тьме?
Все это сквозь тебя проходит вечно.
Ты каждый день на раскаленном солнце
стоишь и с каменным упорством смотришь
на безразличный синий купол неба
и, увядая, медленно сгораешь…
Но хлынет дождь, как громкий шепот мантр,
что оросит тебя как древо иль стену.
И ты вернешься медленно домой в
уставший и промокший тихий вечер.
И рис набухший будет так прекрасен,
и так вкусна чуть теплая ботва…
И мрунданкам, наш старый барабан,
весь изойдет тяжелым перестуком.
На улицах деревни дети бога
творят свои сиротские молитвы
и слез букварь смиренно постигают,
пока мерцают масляные лампы.

Луна к тебе придет сквозь дыры в крыше
и нежно осветит твое лицо.
И ты взойдешь на трон страданий вечных.
Ты будешь после солнца и луны,
когда ни звезд не будет, ни планет,
когда истории не будет больше в мире
с ее загадочными письменами
и медными тарелками литыми,
когда поэты-менестрели спеть решатся
последний свой, прощальный панегирик.

Ситакант, как и многие другие индийские поэты, отказался от рифм и четкого ритма. Но не во всех произведениях. Некоторые его стихи стали народными песнями. Его знает вся Индия. Говорят, он самая крупная фигура в поэзии на языке ория. Ситакант работает в министерстве просвещения штата, отдает много времени изучению языков и быта орисских адиваси, подолгу живет в деревнях. Издал недавно книгу переводов примитивной племенной поэзии. Впрочем, я условно употребляю это выражение, ибо истинное человеческое чувство не может быть примитивным. И Ситакант доказал это своими переводами на ория и на английский.

— Наш штат называют этнографическим музеем, — сказал он мне. — Это верно, если учесть, что наши адиваси включают в себя 64 народности численностью от тысячи человек до полумиллиона. Они не только говорят на разных наречиях, но и по-разному выглядят. Чувствуют они между тем одинаково. Одинаково тянутся к свету, к культуре, к человеческой жизни. Поэтому наш «музей» демонстрирует не столько различие людей, сколько их общность. И, по-моему, это важнее…

Бхубанешвар, столица Ориссы, столичного вида не имеет. Он кажется тихим, небольшим провинциальным городком: три-четыре современных здания, в которых располагаются правительственные учреждения и гостиницы, несколько маркетов, сосредоточивших в одном месте множество лавок, сотни храмов различных эпох. Храмы окружены палатками, предлагающими туристу деревянные раскрашенные фигурки трех божеств, орисские ткани ручной работы и знаменитые картины, выполненные в технике «паттачитра». Каменный порошок наращивается на волокнисто-тканую основу и на образовавшуюся жесткую и вместе с тем гибкую плоскость наносится рисунок особыми каменными красками, изображающий, как правило, сцены из «Махабхараты» и «Рамаяны». Улицы Бхубанешвара кажутся просторными, несмотря на изрядное количество рикш и велосипедистов. Видимо, чувствуется его сравнительно небольшая заселенность — всего около 200 тысяч. Но и в маленьком Бхубанешваре бушуют политические и идеологические страсти, вспыхивают непримиримые споры, слышится эхо борьбы поколений.