Когда улыбнется Ганеш

Отсюда, с горы, город кажется компактным и аккуратным. Вдали угадываются очертания искусственной бухты порта. А вот и серые бастионы форта святого Георга, вокруг которого, собственно говоря, и вырос Мадрас. Еду туда. Вылупив мраморные глаза, на меня надменно смотрит лорд-мошенник, интриган и убийца Роберт Клайв. Тот самый Роберт Клайв, который прошел по трупам путь от младшего писца Ост-Индской компании до правителя Индии. Человек, которого англичане должны были бы стыдиться, возведен ими в ранг национального героя. В Калькутте во дворце «Виктория мемориал» стоит такой же мраморный истукан. Только, кажется, без шпаги. Форт святого Георга-свидетельство позорного величия колонизаторов — обитель тяжких напоминаний для каждого индийского патриота. У церкви святой Мэри, в которой читали свои полуграмотные проповеди капелланы-пираты, носившие на теле вместе с крестом кистень или нож, несколько могил. «Он любил солдат» — написано на одной из белых плит. Любил солдат и истреблял ни в чем не повинных людей. Любил солдат и насиловал страну, которой навязывал себя и свою цивилизацию…

Мадрас возник вокруг форта как чужеродное, искусственное образование на теле страны. Время постепенно выветривает эту чужеродность, сглаживает уродливые язвы, вписывает город в индийскую современность. Но в окрестностях огромного города вы найдете множество следов древней, не тронутой завоевателями' культуры. Совсем рядом с Мадрасом — Канчипурам, столица королей династии Паллавов, город тысячи храмов, построенных в VI–VII веках. Гигантские, покрытые множеством скульптур трапециевидные храмы возвышаются над скопищем жалких лачуг, как бы прорастают сквозь густой человеческий муравейник из глубин прошлого. Соседство величия прошлого с убожеством настоящего нередко наблюдаешь в Индии. Оно — прямой результат многовекового господства завоевателей. В 60 километрах к югу от Мадраса раскинулся Махабалипурам, который был при Паллавах процветающим торговым портом. Король Раджасимха воздвиг здесь семь храмов, из которых сохранился лишь один… Двумя черными многоступенчатыми пирамидами возвышается он у моря. Волны, которые до недавнего времени свободно гуляли в его нишах, прокатывались по его лестницам и внутренним помещениям, наполовину стерли барельефные изображения богов. Сейчас небольшая стена защищает храм от моря. Красоту Махабали-пурама едва ли можно передать словами. Черный храм — лишь молчаливый и суровый страж у океана. А немного в стороне от него гигантские камни-останцы, превращенные в слона, льва, буйвола, и множество наскальных барельефов заставят вас онеметь от восторга. Это в недавнем прошлом пустынное место превращено в современный курорт — построено несколько гостиниц со всеми удобствами, автобусы все время доставляют из Мадраса группы туристов. Неподалеку от потрясающих глыб-скульптур разместились десятки лавчонок, торгующих ракушками, каменными фигурками богов, всевозможным тряпьем. Маленький, лет десяти-двенадцати торговец по-русски расхваливает мне-свой товар: искрящуюся на солнце ракушку в виде слоновьего хобота. Другой мальчишка тоже по-русски зовет посмотреть битву мангуста с драконом. Третий спрашивает, не продам ли я ему одеколон. Старик предлагает обменять красивую, покрытую патиной бронзовую Парвати на бутылку водки.

Дорога на Мадрас идет мимо прекрасных пальмовых рощ, вдоль песчаных дюн. Иногда проезжаю через: рыбацкие деревушки. Уже у самого города останавливаюсь в тенистом парке у моря. В одной из его вилл, арендованных киносъемочной группой, у меня назначена встреча с Шиваджи Ганешаном. Кумиру тамильской публики пятьдесят пять, у него массивное, чуть одутловатое лицо, широкие плечи, крупные, тяжелые руки. Застаю его за едой. Он медленно запускает огромную пятерню в плошку с рисом, долго разминает его, потом обмакивает щепоть в жирный соус и тщательно заправляет ее в измазанный этим соусом рот.

Я жду недолго. Шиваджи Ганешан облизывает пальцы, на секунду опускает их в серебряную чашу с теплой водой и, как говорится, становится весь внимание.

Прошу его рассказать о себе.