Когда возвращается радуга. Книга 1

И девушки-«подарки», которые жадно постигали науку жизни от своих мужей. Им, конечно, не приходилось, как Ирис, учить ещё и латынь, и греческий, поскольку для приведения в порядок записей табиба, которые он готовил для франкских университетов, требовалось знание этих древних языков. И уж точно не надо было изучать историю Восточных и Западных стран, географию, историю величайших открытий, начала астрономии… Хоть последнее было неимоверно интересно, особенно когда в безлунную ночь Ирис сама побывала на таинственной башенке и вдосталь налюбовалась в телескоп на Марс и Венеру, в линзе волшебной трубы из звёзд превратившихся в толстые мячики. И уж точно, что никто не учил посольских жён основам медицины. А Ирис приходилось заучивать назубок стихии, управляющие человеческим организмом, названия трав, приводящих их в равновесие, минералов, металлов, эликсиров, расположение течений жизненных токов в теле человека… Занятия были недолги по времени, но ежедневны, и каждое новое начиналось с повторения основных моментов предыдущего. Должно быть, эта систематичность и служила основной причиной тому, что в голове у Ирис ничего не путалось, а раскладывалось по полочкам…

Да, по полочкам. Эфенди научил её удивительному способу запоминания, перенятому у монахов далёкого Тибета. Надо было всего лишь создать в своём воображении комнату-хранилище для знаний и заставить её нужными предметами. Например, познания по астрономии складывались (мысленно, конечно) в особый ларчик с несколькими отделениями, в одном из которых было всё о планетах, в другом — о созвездиях, в третьем — об основах создания астрологических гороскопов. Сведения по медицине были рассортированы в отдельном шкафу (разумеется, тоже воображаемом) по ящичкам: один ряд, например — всё о травах, и на каждом ящичке прикреплён образец травы или цветка, а если мысленно ящичек приоткрыть — увидишь тот самый лист из тетрадей, в которых Ирис ведёт свои записи… Другой ряд — о полезных пищевых продуктах и их влиянии на жизненные соки организма; третий — о болезнях, вызываемых крошечными, невидимыми глазу существами и об эликсирах, их подавляющих…

Это было удивительно. Но работало, вот что интересно. Никогда бы девушка не подумала, что за короткий срок успеет узнать — а главное, не забыть — столько интересного, нужного.

Визиты к подругам стали нравиться ещё и из-за того, что всё чаще девушки общались на франкском наречии. Именно там, в посольстве или в доме «госпожи консульши» и «госпожи графини» Ирис удавалось восполнить пробелы в разговорном франкском языке, поскольку, к сожалению — табиб сам это признавал — на более глубоко изучение у него н хватало времени. Довольно скоро бывшие одалиски щебетали пусть на ломанном, пусть с заметным акцентом, но вполне понимаемом, по признанию их мужчин, языке. Чище всего на франкском, да ещё с лютецким выговором, говорила Ильхам. Вот уж у кого было строгий и придирчивый учитель… Похоже, Филипп де Камилле задался целью сделать из своей подопечной истинную франкийскую аристократку, и относился к своей задаче куда более серьёзно, чем легкомысленный граф дю Монстрель, женившийся на османке в пику родителю…

Девушек уже почти не смущались, когда время от времени мужчины приглашали их на свою половину — просто выпить чаю со сладостями, поговорить. Из уважения к местным обычаям и дабы не смущать умы прислуги, в те часы, когда собирался очередной «девичник», на женскую территорию послы всё же не заходили, но приглашали дев в свои гостиные. Зачем? Оказывается, чтобы — о ужас! — привыкали к «приёмам». Ибо во Франкии это в порядке вещей — собирать званые обеды, торжества, праздники, на которых женщины присутствуют и развлекаются наравне с мужчинами, а в отсутствии супруга — при его отъезде, например, могут вести дела и принимать гостей от его имени. Это было жутко и вместе с тем — так заинтриговывало…

Но пока — дамы чинно беседовали со своими рыцарями, пили чай или кофе с чудесными сладостями, упражнялись во франкском языке… и держали ушки на макушки. Ибо оно дело — чужая страна, в которой непременно нужно следовать местным обычаям, и другое — родной Константинополь. И если во время этих «дружеских встреч» к хозяину дома являлся посетитель — девы, прикрыв лица, несмотря на то, что гость ещё томился в приёмной, с достоинством покидали гостиную через выход, ведущий на женскую половину.

Что интересно — иногда к их посиделкам присоединялась и Айлин-ханум. Франкский язык ей давался без труда. Однажды она со смехом призналась, что однажды, по распоряжению покойного мужа выучила венецианское наречие, дабы помогать ему в обсуждении договоров, заключаемых с купцами из тех краёв; а этот язык весьма похож на франкский… И ради интереса Ирис напросилась ещё и на уроки итальянского.