— По тебе видно… Ладно, беги за шербетом.
Вальяжно раскинувшись на тахте и шевеля пальцами босых ног, уставился в потолок, расписанный цветами.
… А ведь ещё недавно выезжал из ТопКапы в полнейшем замешательстве. Приехал на традиционный сбор всех ага с пограничья… и первой же новостью, услышанной от придворных сплетников, был сражён наповал. Дядя, оказывается, женился! В его-то сто с лишним, от которых, хоть и трудно в них поверить, но никуда не деться! Что за странный высочайший каприз — подарить старцу пятнадцатилетнюю игрушку? Впрочем, действия Солнцеликого не обсуждаются, милость его безгранична, а от подарков не отказываются — по крайней мере, находясь в здравом уме. К игрушке, должно быть, шло в довесок приличное приданое… По зрелому размышлению, племянник знаменитого лекаря пришёл к выводу, что подарок сей был с т а т у с н ы й: возможно, красотка та представляет из себя какую-то диковинку, которой учёный муж заинтересовался. Либо… м-м-м… Трудно с ходу сказать.
Лишь бы старик и впрямь, как поговаривают, не нашёл средство от мужского бессилия. А то ведь… обзаведётся наследниками…
Не то чтобы сам Али Мустафа, один из лучших ага-военачальников приграничных янычар, особо рассчитывал на дядино наследство. По закону ему всё равно досталось бы не больше трети. Но одно дело знать, что оставшиеся две трети отойдут в казну либо в любимые взращенные лекарем медицинские академии, и совсем другое — какой-нибудь ушлой вертихвостке с малолетним сосунком, который на несколько десятков лет моложе, но, поди ж ты, по какому-то капризу судьбы будет считаться его… дядей, шайтан его побери, ещё нерождённого… Ведь, в сущности, Али Мустафа был племянником-то внучатым: внуком любимой когда-то, ныне покойной сестры прославленного лекаря, единственным его наследником. А теперь…
Охваченный праведным негодованием, он уже забыл собственные доводы, что отвергнуть султанский подарок невозможно, и готов был обвинять новоиспечённую тётку (тьфу!) и в вероломстве, и в коварных замыслах свести старика раньше времени в могилу, а самой жить припеваючи на его денежки. Хорошо, что присущая выдержка ему не изменила, и придворные интриганы не смогли насладиться его разгневанным, а хуже того — растерянным ликом. Нет, такого удовольствия он им не доставил.
Но тут его настигла ещё одна новость, на сей раз — приятная. Оказывается, причиной вызова его в резиденцию Великого был не только ежегодный сбор ага, от которого, собственно, не ожидалось ничего нового — так, традиционные рапорты, доклады, награждения, жалобы… Неожиданность свалилась, как снег последи знойного лета.
В Галате открывалась новая школа подготовки янычар высших чинов, наподобие тех что уже действовали в Бурсе и Эдирне. Из юношей, взимаемых с покорённых народов-христиан в виде дани, и затем после многолетнего отбора попавших в число ич-оглан — удостоенных службы во дворце — строгие наставники за пять-семь лет должны были выпестовать новых профессиональных военачальников для непобедимой армии Великого Султана. Офицеров, как называли таких обученцев в Европах. Али Мустафу, как опытнейшего командира, назначали одним из пяти кураторов будущей школы. И вот теперь с самой границы Валахии, края неверных, его высочайшей милостью переводили в благословенную небесами столицу, на почти утроенное жалование и почётную должность. Что тут сказать… Иной бы воспротивился, хоть и мысленно: как это так, оставить вверенную ему службу на неизвестно кого, забыть про походы, про жаркие сечи, про триумф победителей…Но ага, хоть и по праву считался одним из первых сабельщиков Османии и не раз приносил Повелителю правоверных новые победы, оказывается, устал от походов. Отупевшей от обыденности душе жаждалось… не то чтобы покоя — но перемен, а они всё не приходили. И тут — хвала Всевышнему! Такая удача!
А главное — Солнцеликий удостоил его личной беседы и доброго напутствия, и заодно высказал пожелания, какими бы хотел увидеть новых Ганнибалов и Салах Ад-Динов, выходящих из стен школы после долгих лет обучения. Каждый золотой из казны должен быть потрачен не зря. Из зала Дивана племянник прославленного лекаря вышел обласкан, ободрен и в таком ошеломлении, что сопровождающие его чорбаджи — полковники долго приводили его в чувство.
И только покинув, наконец, ТопКапы после выслушанных поздравлений, а также получения бумаг, подтверждающих его новый статус, и, что ещё более приятно — подъёмных! — Али Мустафа вспомнил о так называемой тётке, взявшейся на его голову из ниоткуда. Но уже без неприязни.
Ибо теперь, освобождённый от непрерывной воинской службы, бывший ага мог, наконец, позволить себе то, что не дозволялось янычарам действующих армий: жениться.