— Боже святый! Неужели вы говорите о нашей восточной гостье, монсеньор?
Архиепископ удивлённо приподнял брови.
— О нет, сир, с чего вы взяли? Это дитя чисто и невинно, мало того — само по себе сокровище, поскольку обладает удивительной созидательной магией… Но сейчас не о ней речь.
— Магией? — поспешно перебил Генрих. — Отец мой, позже мы непременно вернёмся к этой теме, не уклоняйтесь! Однако о ком же, в таком случае, вы намерены доложить Святой Инквизиции?
Его преосвященство глянул на короля проницательно.
— Думаю, имя сообщу не я, а вы, Ваше Величество. Ибо вы лучше знаете своих друзей, равно и обстоятельства их жизни. Но я намерен завести дело против той, кто, вопреки законам божьим и человеческим, привораживала к себе графа де Камилле уже много лет, ибо корни заклятья, которые удалось вырвать, оказались настолько мощные, что едва не утянули за собой его молодую жизнь. Скажите, вам известно, кто это может быть?
Генрих Валуа ругнулся сквозь зубы совсем не благочестиво. Потёр шею. Уселся на край письменного стола.
— Вот и разгадка его привязанности. Она всегда казалась мне какой-то болезненной…
Обернувшись, поискал глазами бумагу. Притянул к себе лист из обнаруженной стопки, прихватил подставки у чернильницы карандаш. Вряд ли их разговор в самом сердце Гайярда, умного замка, мог быть кем-то подслушан, но привычка к секретности брала своё.
— Сейчас я напишу вам имя некоей дамы…
Задумался.
— И вот о чём попрошу, ваше преосвященство… Не торопитесь с письмом в Инквизицию. Я не выгораживаю преступницу, но, как государь, тоже добиваюсь справедливости. Одна особа подозревается мною ещё в нескольких тяжких преступлениях, но у меня не хватает доказательств. Но, если мы объединим усилия, и вы порекомендуете мне кого-то из вашей братии… а я слышал, ваши люди порой обладают удивительными умениями, то… Возможно, мы сумеем восстановить истину, несмотря на давность преступлений?
Обойдя письменный стол, Бенедикт Эстрейский занял хозяйское кресло. Потянул к себе перо. Отщёлкнул крышку с чернильницы.
— Диктуйте, сын мой. Все ваши мысли, домыслы и замыслы. Разберёмся.
[1]- Замолчи! Силой цветов, именами духов травы, земли и солнца заклинаю — уходи прочь! (валлийск.)
[2] — Ты… Кто ты такая? У тебя нет власти… нет! (валлийск.)
[3] — Нет власти надо мной! (валлийск.)
[4] — Изыди! (валлийск.)
[5] — Тебе, Бога хвалим; Тебе, Бога, исповедуем… (лат.)
Глава 8
Вот уже неделю, как обитатели крайнего особняка на улице Роз пребывали в состоянии тихой паники. События непонятные, пугающие, на первый взгляд не касались тех, кто не был в них замешан; но так уж устроен человек, что, находясь в непосредственной близости от чужих трагедий, невольно начинает беспокоиться и за собственную шкурку. Первой не выдержала «чёрная» прислуга: начала потихоньку разбегаться. Пропали, тихо попросив расчёт, кухонный рабочий, посудомойка и двое мальчишек на побегушках/
Нынче же всерьёз задумался об уходе один из младших лакеев.
Несмотря на гордое среди простой прислуги звание «лакей», обозначающее близость к господам, на него возлагались самые грязные работы, вплоть до того, что приходилось подменять трубочиста: в прежние времена эконом жадничал нанимать работника со стороны, а в нынешние — зачем бросать деньги на ветер, ежели и свой бездельник справится? К тому же, в дом он был принят по случаю, «с улицы», без протекций и знакомств, похлопотать или заступиться некому… на ком же ещё ездить?
Худышка Пьер, хоть и прорывал острыми коленками и локтями штанины да рукава, но имел смазливую мордашку и доброе сердце, оттого-то, должно быть, пользовался особой популярностью у лиц женского пола, особо жалеющих его за кажущуюся измождённость. Заморыш, однако, не спешил срывать цветы удовольствия, а оказался малым рассудительным и строгих правил, и на днях умудрился тайком обручиться с камеристкой самой госпожи, хорошенькой Мари. Почему тайком? Хозяйка замужнюю прислугу не жаловала, считая, что ей одной должны служить с усердием, и нечего на всяких там мужей время переводить. Оттого — подумывали Мари с Пьером потихоньку подыскивать себе другое местечко. В каком-нибудь добром семейном доме, где много родни, детишек, старичков; пусть хлопотно, но там
Жених даже успел тихонечко подарить избраннице в знак помолвки колечко. Нехитрых его капиталов хватило всего на одно, простенькое, серебряное, зато по случаю приезда в Лютецию самого Бенедикта Эстрейского пронырливый малый успех освятить кольцо, попав под благословение самого архиепископа. Казалось бы: счастливый знак, сулит удачу в новой семейной жизни! Да вот беда: невеста куда-то пропала…