А произошёл там великий и грандиозный бунт.
***
Советники королевы, за каких-то несколько дней отсутствия Сесила изрядно окрепшие духом, тихо ликовали. Судя по громам и молниям, о которых шёпотом докладывали фрейлины, трясущиеся у дверей опочивальни Бесс, как осиновые листы — королева гневалась, да ещё как! Свита праздновала победу.
Если бы Елизавета рыдала и звала для утешения духовника — вот это был бы серьёзный повод для тревоги. Беспомощная, подавленная бедой женщина намеренно или инстинктивно ищет опору в мужчине, и не просто в советчике, а в том, кто реальными действиями разогнал бы тучи на её небосклоне, совершил бы подвиг и… с которым всё стало бы тихо и спокойно, как прежде. Но поскольку Роберт Дадли, бывший фаворит, ещё с неделю назад был отослан в Лондон, таким спасителем мог запросто оказаться Генрих Валуа, и тогда — прощай, спокойствие и свобода, прощайте, связи и сферы влияний, захваты колоний-кормушек, денежные ручейки со всех сторон Бриттании и света… Король Франкии отнюдь не дурак, наверняка воспользовался бы удобным моментом, женской слабостью, чтобы выторговать для себя титул не консорта, но короля-соправителя Бриттании и проклятой Ирландии, и тогда — устойчивый мир рухнет. Во всяком случае, для тех, кто зрил свою отчизну будущей Империей, над которой не заходит солнце…
Но королева бушевала.
Однажды она поставила на колени взбунтовавшуюся Шотландию, доказав, что женщина может не только воевать, но и побеждать. Справится и с зарвавшимися кельтами и валлийцами.
Последние поправки к брачному Договору были забыты. Члены бриттской делегации тайком готовились к отъезду на родину, справедливо полагая таковой неизбежным и весьма скорым. И ровно в полдень Её Величество, распахнув двери покоев, появилась во всей красе тяжёлого парадного платья и объявила:
— Передайте Его Величеству Генриху, что я желаю посетить его, дабы проститься перед отъездом!
Вот и всё, украдкой перевели дух лорды-советники. Вот и всё. Надолго или нет — пока не ясно, но если Бесс прижмёт ирландцев к ногтю — она вернётся сюда с совсем иными условиями… своими! А если у неё ничего не выйдет — тем более; будет в чём обвинить дикий жестокосердный народ Зелёного Острова, чтобы забыть о милосердии к нему и о прежних договорённостях. В любом случае — более никаких уступок!
…А в это время карета Старого Герцога остановилась у дальнего подъезда Лувра, предназначенного — о, нет, не для прислуги! — для «своих», избранных. Примечательно, что большинство обитателей королевской резиденции даже не помнили об этом входе, пусть и случалось пробегать мимо по многочисленным делам и по десять раз на дню. Для них это были всего лишь наглухо и навсегда закрытые двери, подёрнутые паутиной охранного заклятья, навешанного ещё с той поры, как скончалась светлой памяти королева Мария, первая супруга доброго короля Генриха, так и не сумевшая подарить ему наследника. Сколько уж лет-то прошло? С десяток, не меньше. Очень уж после смерти жены король сокрушался, что, дескать, лишь сейчас оценил силу её любви, да поздно, вот уж и впрямь — «Что имеем — не храним…» Оттого и запер покои Марии навсегда. Даже фаворитка Диана, едва не утащившая Генриха под венец — а ведь готов был, готов! — и та была вынуждена ютиться в комнатах, ничем не отличающихся от обычных, предназначенных для фрейлин. А уж когда эту изменницу сам Господь покарал страшной кончиной — о женском духе во дворце, считай, забыли. Прислуга да гостьи не считаются…
Правда, с недавних пор в заброшенном крыле слышались голоса, вроде как меняли мебель, и, поговаривают, расхаживали там несколько важных господ-архитекторов и мастеров по отделочным работам. Но то понятно: ежели Договор с королевой Бесс вот-вот подпишут — стало быть, и хоромы для неё подготовят именно что королевские. И хоть проживать она будет в своём туманном Лондоне — но, чай, и в Лютецию нет-нет, да нагрянет, и не в гостевой же башне её тогда селить. Жену-то. Королеву…
Правда, господа архитекторы и иже с ними наведывались в закрытое крыло через внутренние коридоры Лувра, не пользуясь наружным парадным входом. Ибо — рылом не вышли. Вот и блестела до сих пор на высоких светлых створках жемчужная охранная паутина… Но не для немногочисленных «своих», знавших, что именно отсюда расходятся многочисленные тайные коридоры, опутывающие Лувр целым лабиринтом переходов и закоулков, из которых можно было незаметно проскочить в любой уголок громадного дворца.
Вот и Аннет, опершись при выходе из кареты на руку Старого Герцога, взглянула на позолоту дверей — и никакого действующего заклятья не увидела. Ибо, сама того не зная, прибыла сюда вместе с «избранным» — как раз тем, кого охранная магия опознала как своего.
— Вы уверены в с-с-своём решении, дорогая? — только и спросил бывший правитель Эстре, Герцог-на-покое, как его полушутя, но с почтением за глаза прозвали при дворе, негласно подразумевая, что «покой» и этот моложавый подтянутый вельможа — понятия абсолютно несовместные.