Когнитивные войны в соцмедиа, массовой культуре и массовых коммуникациях

Сегодня затрачиваются серьезные усилия на то, чтобы не просто отсеять дезинформацию, но и найти ей хорошо работающее определение, поскольку это стало проблемой не только государства, но и любого бизнеса [5–6].

Множество определений акцентируют умышленный характер дезинформации, которая тем самым отличается от ошибки. Это как бы случайное отклонение от действительности, но системное. К сожалению, в русском языке нет отдельного слова для такой случайной некорректной информации. То есть и то, и другое является неправильной информацией. Но различие лежит в следующем: «Мотивация для распространения контента и акторы, которые ее распространяют, различны. О некорректной информации иногда говорят как о „честной ошибке”, например, когда статья, изданная в достоверном медиа, имеет ошибку и распространяется естественным путем. В отличие от этого дезинформация является сознательно ошибочно и распространяется тактически. Она явно предназначена внести сомнение или привести целевую аудиторию к тому, чтобы она поверила в ложь» [7].

Британцы вообще не хотят пользоваться термином фейк, поскольку ошибка может быть случайной, а говорят о дезинформации как о сознательном введении в заблуждение. Отчет комитета британского парламента констатирует следующее: «Мы даже изменили название нашего расследования с „фейковые новости” на „дезинформация” и „фейковые новости”, поскольку термин „фейковые новости” получил свое собственное, нагруженное значение. Как мы подчеркивали в своем предварительном рассмотрении „фейковые новости” используются для описания контента, который может не понравиться читателю или он может с ним не согласиться. Американский президент Дональд Трамп описал некоторые медиа как „фейковые новостные медиа”, которые являются „настоящими врагами людей”. Мы поэтому рады, что правительство приняло наши рекомендации, чтобы вместо термина „фейковые новости” использовать „дезинформацию” при описании сознательного создания и распространения фальшиво и/или манипуляционной информации, предназначенной для обмана и введения в заблуждение аудитории, либо для целей нанесения вреда или для получения политических, личных или финансовых результатов» [5].

Можно, вероятно, выделять атакующую и защищающую дезинформацию, ибо это два основных направления, по которым происходит информационное взаимодействие. Политическая борьба, особенно в избирательный период, переполнена такими типами информационных действий. В это время даже простую подачу правдивой информации, негативной для кого-то, начинают трактовать как дезинформацию.

Когнитивные особенности человека также имеют тенденцию к более легкой обработки определенного типа информации. Кстати, человек признает такую информацию как более достоверную, если она занимает мало времени для ее обработки.

Есть естественные отклонения, когда мы просто верим тому, что нам ближе. Есть феномен предвзятости подтверждения: «Эта тенденция заставляет нас искать доказательства, подтверждающие заранее имевшиеся в нашем сознании концепции, рассматривать факты и идеи, с которыми мы сталкиваемся, в качестве дальнейшего подтверждения и сбрасывать со счетов/игнорировать любое доказательство в пользу какой-либо альтернативной точки зрения. Наиболее беззастенчиво предвзятость подтверждения проявляется в нынешних политических разногласиях, когда каждая из сторон не может допустить, чтобы другая оказалось хоть в чем-то права» [8].

Научные теории могут выступать как элемент идеологического прикрытия. Это как бы искусственная помощь такому же искусственному образованию: «Если манипуляция научными теориями сначала заключалась в их применении к описанию и оправданию действительности и существующих политических режимов и порядков, то дальнейшая эволюция заключалась в том, что „теории”, изготовленные и раскрученные по политическому заказу, уже прогнозируют будущее. Точнее помогают политикам конструировать, проектировать будущее развитие и тем самым становятся прямым компонентом борьбы и принуждения в мировых делах. Что в них остается при этом от истинной науки? Что-то должно оставаться, чтобы хотя бы иметь вид научной теории» [9].

Иногда, наоборот, создается псевдофакт, чтобы он сработал против того, кто является целью в политической борьбе. Так, Н. Хрущев поступил с приписыванием известной шифрограммы Зорге. Вот, что пишут об этом сегодня: «Многолетние изыскания историков подтверждают, что шифротелеграммы от Зорге такого содержания не существовало. Утверждения же о том, что наш разведчик заблаговременно сообщил о нападении гитлеровской Германии на СССР „на рассвете 22 июня 1941 года”, были придуманы борзописцами, стремившимися угодить тогдашнему первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву для оправдания его кампании дискредитации И. В. Сталина. Важно было убедить народ в том, что Сталин был этаким мизантропом, не доверявшим ничему и никому, в том числе донесениям разведки, якобы „проспавшим” начало войны, что-де и обрекло наш народ на неимоверные людские потери и страдания» [10].