Создана, например, отдельная допаминовая лаборатория, чтобы создавать зависимость к любому гаджету, подобную тому, что делает Facebook [2]. Как шутят ее создатели, лаборатория возникла как результат того, что нейропсихолог и нейроэкономист сходили в бар.
Геймификация также является одним из таких инструментов вовлечения человека в нужный тип поведения. Такие типы инструментария составляют основу бихевиористского дизайна [3]. Геймификацией обозначают применение игровых правил к новым бихевиористским массивам информации. Даже военные занимаются теперь тем, что обозначают как «инжиниринг внимания» [4].
Новые параметры приходят из требований конкуренции множества сообщений, что в результате создает проблему дефицита внимания вместо дефицита информации, характерной для прошлого. Таким новым требованием, например, становится выработка доверия: «Доверие – новая валюта. Лояльность аудитории нарабатывается годами, Основная цель – стать узнаваемыми среди всплывающих уведомлений на экране смартфона» [5].
Профессор Дж. Роузен использует концепт view from nowhere (вид из ниоткуда), описывая нейтральную псевдообъективную манеру журналиста, подающего информацию: «Формула „
Это характеристика развлекательности, которая тоже работает на привлечение внимания к этой информации. Переключение на визуальность давно стало доминирующим трендом на рынке продажи информации. Так работают все, а не только журналистика, реклама и паблик рилейшнз.
Военные также хотят видеть ситуацию в более отчетливой форме, а не просто вербально. И поскольку они теперь видят в качестве своей основной работы тоже влияние на разум, то происходит интенсивный переход методов из военной сферы в гражданскую и из гражданской – в военную.
Мы все время говорим о гибридной войне, но не менее близким к нынешней ситуации является понимание войны четвертого поколения У. Линда, в рамках которого стирается грань между гражданскими и военными, где государства теряют свою монополию на войну, когда происходит возвращение к конфликту культур вместо конфликта государств.
Уильям Линд пишет: «Мы указывали снова и снова, что война четвертого поколения не является новой, а возвратом к старому – особенно к способу войны до возникновения государств. Сейчас, как и тогда, много разных субъектов, а не просто правительства государств, могут вести войну, и они будут вести войну по многим причинам, а не просто как „продолжение политики другими способами”. Они будут использовать разный инструментарий ведения войны, не ограничивая себя тем, что мы признаем за вооруженные силы» [6].
И вот также мнение социолога Дж. Скеминачи: «Война четвертого поколения – это конфликт между государственными и негосударственными акторами войны четвертого поколения. Актор четвертого поколения войны может руководствоваться идеями, религией или защитой «чистоты своей расы». Главной целью являются подрыв и разрушение государственного актора, отрицание монополии государственного актора на законное использование силы и манипуляции движущимися картинками, а также другими техниками психологической войны для лишения эмоциональной поддержки государственного актора. Психологическая война становится более важной, чем военные операции» [7].
То есть это все то, что мы увидели и в случае России и Украины, а также России и Грузии. Интересно, что в Грузии были заблокированы правительственные коммуникации, и власть не могла обратиться к народу [8]. В результате этого место занял не грузинский, а российский нарратив. Вывод аналитиков подчеркивает именно это направление атаки: «Аналитики согласны, что русские хакеры обладали способностью создать долговременные физические последствия для грузинской инфраструктуры, однако их уход от этого поддерживает идею, что психологические манипуляции и нарративный контроль представляли собой более важную долговременную цель, чем любое структурное разрушение или отказ в работе, которые могли создать хакеры» (см. также [9]).
И поскольку к атакам на грузинские сайты были привлечены гражданские хакеры, важным для будущего становится модель этого привлечения, которая была развернута на хакерских форумах и состояла из следующих шагов [10]:
• привлечение новичков с помощью патриотических фото и риторики, чтобы задействовать их в кибервойне против Грузии;
• обнародование списка веб-сайтов грузинского правительства, которые предварительно тестировали на доступ с российских и литовских IP-адресов;
• обсуждение и выбор нескольких разных типов вредоносных программ для использования против целевых веб-сайтов;
• запуск атаки;
• оценка результатов.