Кого я смею любить. Ради сына

В тот же вечер я попытался очертя голову броситься в воду. За ужином (я всегда стараюсь использовать

семейные вечери, я даже злоупотребляю ими, хочешь не хочешь, вся семья в сборе, с вилкой в руках чувствуешь

себя увереннее, а чтобы заполнить томительные паузы — жуешь…), за ужином я объявил, стараясь подчеркнуть

значительность своих слов.

— Кстати, я должен сообщить вам нечто важное…

“Кстати” — наречие, к которому всегда прибегают застенчивые люди, чтобы сообщить отнюдь некстати

какую-нибудь неприятную новость. Четыре пары ушей, привыкшие к этому, переводят: “Внимание, сейчас я

вам скажу что-то неприятное”. Четыре пары глаз впиваются в меня. Мне трудно вынести взгляд холодных

серых глаз Бруно, в которых, когда он возбужден, вспыхивают блестящие искорки. Я не могу продолжать и

выпаливаю первое, что мне приходит в голову:

— В этом году вместо нашего неизменного Анетца, хотя, заметьте, лично я его очень люблю, мы,

возможно, поедем на море.

— Что за мысль! — удивляется Лора. — Это обойдется, по крайней мере, в сто тысяч франков.

— Ну что ты, душечка, — отвечает ей Луиза. — А мне бы так хотелось поехать в Ле-Пулиган.

Мяч пролетел мимо ворот. Прошли вторник, среда. Я всячески избегал Мари, приходил в лицей с

опозданием на пять минут и уходил на пять минут раньше. Я мечтал, чтобы в это дело вмешался кто-то третий;

но, кроме моего кузена Родольфа, к посредничеству которого я не отваживался прибегнуть, я не знал никого, кто

вместо меня решился бы вступить в переговоры с моей тещей. У меня возникали самые нелепые, самые

бесчестные планы. Например, спровоцировать столь необходимое мне объяснение могло бы анонимное письмо:

“Мадам, ваш зять собирается жениться. Защитите свою дочь”. Разговор, возможно, и состоялся бы, но мадам

Омбур могла также просто сжечь письмо. Лучше было прямо поговорить с ней.

Собрав все свое мужество, я решился наконец в четверг утром переступить порог ее дома. И, поскольку я

никогда не навещал ее один, вполне понятно, что моя теща сразу же пришла в боевую готовность и втайне

наслаждалась, ловко отражая все мои попытки повернуть беседу в нужном мне направлении. Прошел час, мы

все еще болтали о пустяках, у меня во рту уже пересохло, а моя теща трещала без умолку. Наконец она

сжалилась надо мной и вопреки всем ожиданиям протянула мне руку помощи.

— Хватит с нас холодной закуски, перейдем к жаркому. У вас кость застряла в горле, друг мой. Я же

вижу. Откашляйтесь и выкладывайте, что у вас там случилось.

Я откашлялся, Мамуля в ответ хихикнула и предложила мне мятную конфету. Но слово было сказано.

— Вы не раз советовали мне жениться.

— Я? — спросила мадам Омбур невинным голосом.

Приоткрыв рот, она обдумывала подходящий ответ. Но, видимо, испугавшись, что я могу сказать что-то

непоправимое, она изменила золотому правилу: семь раз отмерь, один раз отрежь. Она живо прикинулась

чистосердечной.

— Я действительно вас очень люблю и охотно выдала бы за вас свою Лорочку. — Помолчав какую-то

долю секунды, она продолжала: — Вероятно, вы пришли мне сказать, что это невозможно, а потому вы не

можете больше пользоваться ее услугами.

Я кивнул головой. Она тоже понимающе кивнула головой, сама доброта, само участие. Но не тут-то

было, она продолжала вкрадчиво:

— Нет, нет, пусть она по-прежнему остается у вас. Пусть вас не мучают ложные угрызения совести. Она

все поняла. У нее есть Мишель, Луиза, Бруно, это не так уж мало. Может быть, она в свое время могла бы

выбрать и лучшую участь, но сейчас, во всяком случае, такая жизнь ее устраивает, и любовь детей у нее не

отнять. Я знаю вас, Даниэль, вы хороший отец. Мне известно, что вы одно время подумывали жениться на

своей сослуживице, этой калеке, мадемуазель Жермен, которую когда-то отвергла ваша мать. Мне известно

также, почему вы отказались от этой мысли: нельзя лишать детей матери, пусть даже приемной.

Эти слова пригвоздили меня к месту. Мне оставалось только поздравить её с таким ловким ходом. Но на

всякий случай Мамуля перевела разговор на другую тему.

— Не ломайте себе голову, есть куда более серьезные вопросы. Раз уж вы здесь, поговорим о Луизе. Мне

не по душе, что ее каждый день провожают домой сопливые обожатели. Может быть, я напрасно тревожусь, но

иногда такие ласковые лисоньки вырастают в опасных обольстительниц. С ними никогда не угадаешь. Вчера

она еще сама играла в куклы, а завтра, смотришь, принесет вам живую куклу.

Я ушел от нее совершенно обескураженный и тут же принял единственно возможное для себя решение:

отправиться в Вильмомбль и признаться Мари, которая уже три дня напрасно ждала моего прихода, в своем

полном бессилии что-либо сделать. Она не стала меня упрекать за долгое отсутствие, но и не пощадила меня.

— Бдительная Мамуля, молчаливая Лора, полный гордыни Мишель, слишком хорошенькая Луиза и

всегда недоверчивый Бруно, — воскликнула она, — держатся заодно. Они, как листья капусты, тесно