Кого не взяли на небо

Он протянул ей руку. Соткен немного помедлила, а потом крепко сжала её.

Долговязый, длинноволосый парень в рваных кедах и кривоватая женщина в живописном этническом костюме, шагнули в пылающий круг алой пентаграммы. Оглушительно загрохотало, и за их спинами, прямо из средневековой брусчатки, снова вознёсся к хмурому свинцовому небу частокол толстенных остроконечных брёвен.

* * *

Топот марширующих ног стих, хор детских голосов взвился атональным воплем и затих. Факелы в руках прибывших потухли. Наступила тишина. Силуэты врагов скрывалазловещая мгла. Монакура заметил, как метнулась вверх рука предводительницы: порыв резкого ветра разорвал колдовской туман, окутывающий боевые порядки. Сержант сквада облизнул вмиг пересохшие губы:

— Ты видишь это, мелкая?

— Вижу, — прошептала Аглая, — Мёртвые дети... А с ними...

Она не договорила, прикрыв рукой рот жестом неподдельного ужаса.

— Меня больше тревожат мёртвые солдаты, а где ты видишь детей? — Монакура Пуу припал к прицелу штурмовой винтовки.

— Фантасмагория... Бред и чертовщина, — барабанщик бессильно опустил ствол и потёр переносицу, — Как нам завалить всех этих мертвяков?

Над корявой брусчаткой колыхался кривой строй разномастных иссеченных щитов. Римские скутумы накрывали круглые деревяшки скандинавов, ростовые павезы тёрлись о нормандские капли. Нелепая стена беспорядочно ощерилась железом: ржавые копья, пики и алебардами торчали в разные стороны. Над верхушками щитов виднелись каски и шлемы: гнутые шишаки, вмятые бацинеты, пробитые салады и покарёженные пикхельмы. Ветер, разбуженный Йолей, кренил к земле древки знамён, штандартов и флажков; трепал изодранные полотнища и стяги. Боевые порядки мертвецов с лязгом расступились: из темноты появилась скособоченная телега. Её тащили одетые в лохмотья дети: безгубые рты широко распахнуты, в провалах чёрных глазниц — мрак. На телеге колыхалось огромное, в человеческий рост, распятие: Иисус, увенчанный терновым венцом, широко улыбался окровавленными губами.

Аглая Бездна всхлипнула и автоматная очередь срубила голову Спасителя и повалила пару малолетних хористов.

Пронзительный детский крик сжал голову ледяными тисками: Монакура Пуу выронил винтовку и содрогнулся от резкой боли в висках. Взгляд ледяных глаз нашёл Йолю: предводительница, закрыв уши ладошками и опершись спиной о пьедестал, медленно сползала на задницу. Датский меч валялся на мокрых камнях мостовой.

— Ух, — выдохнули десятки мёртвых ртов; воздух наполнился летящими стрелами, арбалетными болтами, дротиками и копьями.

Эта смертоносная лавина накрыла проём арки, где прятались сержант и девушка. Но за миг до того Монакура схватил в охапку Бездну и закатился с ней в груду гробов, и это спасло им жизни. Стальной град превратил их убежище в трухлявую щепу, но на бойцах не было ни царапинки.

— Туда, — толстый палец сержанта ткнул в противоположную стену, где громоздилась ещё одна куча ящиков.

Они прыгнули и зарылись в доски, ровно как те крысы, что несколько минут назад спасались от толстых подошв их армейских берцов.

— Ух, — снова выдохнула стена щитов.

Воздух наполнился свистом, затем шквал железа снова обрушился в арочный проём, круша доски и кромсая гнилую обивку гробов. На этот раз им повезло меньше.

— Жива? — сержант отплёвывался трухой, жмурясь от боли.

— Так себе, — Бездна указала на свою ногу: чуть выше колена в ногу вонзилась окровавленная щепа.

— Я же сказал тебе одеть наколенники, — Монакура потянулся к деревяшке, но охнул, обмякнув: Бездна с трудом удержала вес навалившегося на неё тела.

Из плеча сержанта торчала кривая железяка — то ли ятаган, то ли сабля.

— Летел в грудь, — Монакура ткнул себя пальцем промеж рёбер, указывая на распоротый бронежилет, — Кевлар — сила.

Они ворочались в окровавленной стружке, пытаясь помочь друг другу, когда снова раздалось:

— Ух!

Сержант поднял глаза вверх, к ущербному полумесяцу, что исчез, скрытый тучей летящего железа, и пронзительно крикнул:

— Йоля!

Потом схватил гробовую крышку и накрыл ею себя и свою приёмную дочь.

* * *

— Превосходно! Со стариком и девчонкой покончено, — объявила мертвецам призрачная фигура, напялившая рогатый топфхельм тевтонского ордена, — Теперь убейте Волка.

* * *

Скаидрис схватил Соткен за ножны катаны, примотанной к её тщедушному тельцу облезшей пеньковой верёвкой, и резко дёрнул на себя. Обхватив женщину тощими руками, он упал на бок, увлекая её за собой. Оказавшись в вонючей луже, и сильно ударившись коленом о брусчатку, Соткен хрипло взвизгнула, как можно сильнее прижалась к юноше и они, сплетённые, словно кусок корабельного каната, покатились под защиту нависающего над улицей деревянного балкона.

В то место, где они стояли секунду назад, ударила пузатая стеклянная склянка, и, разбившись о брусчатку, полыхнула столбом жёлтого пламени. С неба оглушительно завопила расстроенная старуха, и, вцепившись в длинный черенок метлы, взмыла вертикально вверх, исчезая в свинцовой пелене угрюмого неба.

Закатившись как можно дальше к стене, Соткен и Скаидрис перестали дёргаться и вращаться,  застыв в изнеможении.