Кого не взяли на небо

Соткен распласталась на юноше, отметив, что острые мальчишеские рёбра всё же гораздо лучше булыжников мощёных улочек, на которых за последний час, длящийся вечность, ей пришлось полежать изрядно. Рука Скаидриса, бессильно обнимающая её за шею, вдруг скользнула вниз. Пройдясь по её спине, она опустилась ещё ниже и юноша попытался нащупать край изодранного сарафана, а затем, найдя искомое, задрал означенный, обнажая крепкую задницу лежащей на нём женщины.

Измученная Соткен почувствовала своей великолепной грудью, стиснутой тесной жилеткой, как под  хрупкими рёбрами паренька, что сейчас пытался лапать её за зад, обтянутый грязными и мокрыми колготками, глухо и пугающе стучит сердце, учащая ритм с каждым ударом. Она ощутила жар, исходящий от его груди, и словно бы сунула голову в раскалённую духовку — в висках застучало, губы пересохли, а   её собственное сердце подхватило предложенный ритм. Необузданное чудище пробудилось и в драных    мальчишеских портках — что-то твёрдое, как осиновый кол, и горячее, словно жареная сосиска, упёрлось ей в лобок.

— Я не против сладенький, хоть и в мамочки тебе гожусь. Однако же давай повременим, пройдём этот уровень, останемся живы и, сменив наши обосранные от страха портки, сделаем всё красиво?

— Это, блядь, и есть красиво, — глухо прорычал  лив, раздирая полоску материи у неё между ног.

— Давай тогда быстрее, недоросль, эти твари уже близко. Резко, жёстко и быстро.

— Понял?

Он понял. Плотные, облегающие колготки гордых ливонских женщин, ручной работы, с толстыми фигурными швами, бывшие изначально кремовыми, теперь же превратившиеся в грязные окровавленные лохмотья, с глухим треском разорвались.

Соткен, сопя и хлюпая  носом, ворчала, сражаясь с молнией  на его зауженных джинсах, бывших ранее небесно-голубыми, а теперь превратившимися в драное трико пропившегося арлекина. Застёжка не поддавалась, удерживая в тесном плену неистово пульсирующее чудовище.

Соткен сжала в руках края ширинки и с силой рванула в разные стороны.

Елдак оказался на свободе и Соткен, торопившаяся засунуть его в надлежащее место, восторженно пискнула, обнаружив, что орудие мальчугана имеет потрясающий размер, да к тому же обладает весьма волнующей, искусственно созданной кривизной.

Изнемогающий от желания, изогнувшийся всем телом Скаидрис, торопливо    помогая хрупкой женщине насадить себя на его кривой хер, также удивлённо хмыкнул, обнаружив, что существует нечто, мокрее воды.

Соткен яростно запрыгала сверху, шикарные французские косы, уложенные в подобие демонических рогов, растрепались, расплелись. Она бешено крутила спутанным хаером, словно оказалась на концерте среди тысячи озверевших слушателей, а не прыгала на хрене тощего мальчишки, где-то в виртуальном фантасмагорическом мире, куда, увы, занесла её нелёгкая.

Кривушка кричала в голос; от её диких прыжков яйца юноши, сжавшиеся в тугой мешок, ощутимо бились о камни мощёной улочки. Лив ухватил застёжки бронежилета на груди Соткен и рванул в стороны.

Она торопливо избавилась от брони, а затем дёрнула шнурки чёрного жилета с серебряным затейливым тиснением. Великолепные, огромные, но невозможно упругие сиськи вывалились наружу и лив, рыча, как раненный зверь, потянулся к ним губами.

Вытянув тощую шею, он приподнялся, точно телёнок, ловя слюнявым ртом крупные розоватые соски, как вдруг заметил за спиной остервенело прыгающей на нём Соткен, несколько силуэтов: мертвецы приближались, смущённо скалясь.

Стараясь ничем не потревожить дико кричащую неистовую женщину, размахивающую развалившимися косами и грандиозным бюстом, Скаидрис приподнял рукой приклад винтовки. Длинная очередь распорола пелену тумана и подглядывающих оттуда зомби.

— Давай уже, — взвизгнула Соткен и, резко размахнувшись, врезала ладонью по его бледной, истекающей татуированными слезами, щеке.

Дама находилась в шаге от кульминации: полностью погрузившись в транс, маленькая женщина мастерски исполняла свой танец яростной любви.

— Я иду, мамочка, — взвизгнул лив, и собрался откинуть в сторону неуместное оружие, но снова поднял вверх ствол и дал короткую очередь.

Два удара сердца спустя, на склизкую средневековую брусчатку, пронзительно визжа, плюхнулась с неба горбатая старуха в истлевшем балахоне. Её череп, обтянутый редкими седыми космами, треснул как кокос, сбитый с пальмы меткой мартышкой, и разлетелся кровавыми брызгами, щедро заляпав обезумевших любовников. Пузатая склянка, наполненная горючим, прилетела следом и, полыхнув о мостовую, превратила поверженную ведьму в пылающий факел. Облезлая метла на длинной гнилой рукоятке пизданулась с неба последней, чётко и зрелищно завершив сцену крушения.

Хриплые крики возвестили наступление чудовищного оргазма, что унёс их в такие непостижимые измерения, по сравнению с которыми космические ебеня далёких созвездий — всего лишь симпатичный цветочный садик. Их сознания слились и бесследно растворились, поглощая сами себя и окружающий их мир, отрицая и утверждая его реальность и его нереальность.

* * *