Кого не взяли на небо

Соткен перевернулась на бок и блеванула.

— Вставай, я прикрою, — визгливый мальчишеский голос звенел сталью обнажённого клинка.

Подняв голову она увидела Скаидриса: лив бешено отстреливался от наседающих тварей, с трудом уворачиваясь от летящих в него предметов.

Соткен поднялась на разъезжающиеся ноги — красные высокие кроссовки «Пума» безбожно вело на осклизлой мостовой — припала к прицелу «Диемако», и пошла вперёд, стараясь чётко следовать инструкциям юноши: стрелять одиночными, целиться в голову, и ещё там чего-то про ведьм. После удачно исполненного, седьмого хедшота она вполне втянулась в процесс, приноровившись уворачиваться от летящей в неё скверны.

— Превосходно, — похвалил Скаидрис.

«Этот гавнюк успевает приглядывать за мной в этом аду. Нет, в этом кошмаре. Нет, на «Травме».

Выстрел. Восьмой хедшот. Ещё выстрел. Девятый.

Они положили примерно пару десятков местных мёртвых и гостеприимных жителей, но те всё перли из-под балок с висельниками, словно орда демонов из преисподней.

— Мордой в пол! — Скаидрис вскинул руку с зажатой в ней гранатой и Соткен послушно пала ничком в лужу под ногами.

Как только громыхнуло, она вскочила и бросилась вперёд: в клубы пыли и дыма, стреляя по ворочающимся на земле телам поверженных зомби. Взрыв гранаты покосил оголтелых мертвецов, будто выстрел пушечной картечью по полю с одуванчиками. Проход под балкой с висельниками заполнился десятками ворочающихся, злобно хрипящих мертвяков. Соткен закинула за спину перегревшийся «Диемако» и потянула за рукоятку катаны.

Что-то схватило её за лодыжку; Соткен с отвращением дёрнула ногой, но цепкие пальцы разорванного пополам мертвеца ещё сильнее сжались от её движения. Лезвие меча просвистело в воздухе, будто лопнувшая струна, и иссохшая рука, отрубленная от извивающегося тела, разжалась.

— Осторожнее, — крикнул Скаидрис, указывая на что-то.

Впереди, словно из под земли, возник скрюченный силуэт высоченного зомби. На зеленоватые, мускулистые плечи ниспадал каскад грязных дредов. Ободранное лицо живого трупа повернулось к женщине; пустые глазницы вперились в Соткен.

Радостно оскалив почерневшие пеньки зубов, зомби запустил руку себе между ног и, недолго пошарив под подолом истлевших лохмотьев, оторвал и вытащил на свет что-то похожее на толстую змею, истекающую отвратительной бурой слизью. Дохлый член полетел ей точно в лоб; она чудом увернулась, но зловонная жидкость заляпала и лицо и одежду.

Соткен выронила катану и снова блеванула: мощно, обильно, мучительно.

Зомби потянулся к ней гниющими руками, покрытыми полопавшимися язвами, и в этот момент его голова разлетелась ошмётками,  в очередной раз обдав распрямляющуюся Соткен тошнотворными брызгами и смрадом.

Она отреагировала новым неудержимым фонтаном рвоты.

Рядом возник Скаидрис — подхватив меч, юноша добивал копошащихся вокруг них мертвецов. Лив слегка морщился, когда чёрная кровь и густая слизь попадала ему на лицо.

— Как ты можешь? — беспомощно вопросила кривушка.

Лив криво улыбнулся ей:

— Всё-таки «Травма», но мы ещё живы, — проговорил он, отсекая последнему ползущему к нему трупу лысую бошку, которая, откатившись в сторону, продолжала щелкать зубищами,— И вслушайся, тёть: какой же охуенныйсаундтрек!

* * *

В жёлтом свете больной луны глаза Бездны различили груду продолговатых предметов, сваленных в проёме очередной подбашенной арки.

«Это же гробы», — подумала девушка, пытаясь раздавить прыснувшую из под её ноги тощую крысу.

Грызун разразился злобным писком, когда носок армейского ботинка расплющил кончик его облезлого хвоста, но вырвался и юркнул в темноту.

— Монакура, это ж, блядь, гробы, — прошипела Аглая, задирая лицо вверх: там, под сводами арки находилась лохматая голова.

— Немерянная Куча Гробов, — согласился бывший барабанщик.

— Тёть, — пискнула девушка, — Что делает хуева туча гробов в этой зассаной подворотне?

— Неважно, — ответила Йоля, — Поверьте мне, мои хорошие: эти долбаные ящики — самое безобидное из того, что нас ждёт впереди.

И она вытолкала их прочь из арки. Они оказались на круглой площади, в конце которой кривилась убогая кирха, протыкая покосившимся шпилем небо, залитое нездоровым светом ущербного полумесяца. Пространство вокруг обступили облупленные трёхэтажные дома: черепичные крыши обрушились вниз, двери и окна забиты досками, на входных дверях намалёваны белые кресты.

На середине площади высился пьедестал: на нём стояли чьи-то широко расставленные ноги, обутые в высоченные ботфорты. Превосходно вылепленная задница, затянутая в облегающее трико, заканчивала композицию — выше неё ничего не было.

Бездна обошла памятник и залипла, уставившись на гигантские бронзовые признаки мужского достоинства. На пьедестале имелась табличка, гравировка сообщала:

«Gilles de Rignac, citoyen d'honneur de la ville».

— Гиллес де Ригнак, — восхищённо прошептали девичьи губы.

— Жиль де Риньяк, почётный гражданин города, — поправила её Йоля, — Это французский язык.

— А кто такой этот Жиль? — спросила Бездна.