Её отделяли от противника всего пара шагов, остриё меча уже нацелилось в обнажённое, покрытое гнойными язвами горло, как вдруг прямо из древней брусчатки, ломая и выворачивая огромные булыжники мощёной мостовой, с ужасным грохотом и лязгом, неотвратимо и вертикально вверх, вздыбились толстенные заострённые брёвна, объединённые в монолит неприступного частокола.
Йоля с размаху влетела в неодолимый забор и остановилась, изумлённая. В шаге от неё расцвёл алый цветок пылающей пентаграммы, и оттуда, словно черти из табакерки, вывалились две растрёпанные и грязные фигуры, очертаниями смутно напоминающие долговязого мальчишку и тщедушную женщину в драном сарафане.
* * *
— У нас гости, — торжественно объявила Аглая Бездна, распахнув двери казарменной столовой, и, немного понизив голос, пояснила:
— Йоля, там какой-то красавчик припёрся, цеховым мастером представляется, но это не тот босяк, что нанял нас.
— Тот, — вздохнула Йоля, сидевшая у самого камина, жарко полыхавшего, невзирая на плюсовую температуру на улице, — Пусть заходит.
Высокий мужчина, стройный и гордый видом, с лицом властным и хищным, одетый в простой, но элегантный, старинный охотничий костюм зелёного бархата и изящные сапожки с узкими голенищами, появился на пороге. Собранные в тугой хвостик, чёрные, слегка посеребрённые на висках волосы, открывали глубокие благородные залысины на высоком лбу.
Нос с горбинкой, тонкие надменные губы и выдающийся вперёд подбородок делали его похожим на опасную птицу. Тонкая линия подстриженных усиков плавно переходила в небольшую клинообразную бородку, а мочки ушей оттягивали вниз массивные серебряные серьги.
Незнакомец застыл на пороге, слегка обозначив кивок головой, обращённый исключительно к Йоле, хотя кроме неё в помещении находились огромный чёрный ворон, сидящей на столе подле возложенных голых ног в страшенных сапогах, и Монакура Пуу, перемотанный лоскутами белых тряпок.
— Князь, — низкий голос Йоли прозвучал весьма уважительно, но ноги остались на столе; госпожа лейтенант более ничем не проявила решительно никакого гостеприимства.
Не дожидаясь приглашения, мужчина подошёл к дощатому столу, длинным носком сапога отодвинул грубый табурет и присел на краешек, манерно откинув полы расстёгнутого плаща. Он задрал ногу на ногу и грациозно оперся на тонкую блестящую трость с белым набалдашником, изображающим рогатую голову то ли сатира, то ли подобного ему чёрта.
— Для начала мы закончим с нашим контрактом, ибо я привык завершать начатые дела, — прозвучал приятный оперный баритон.
Йоля не ответила. Она сидела, слегка склонив голову и из-за спутанных красных волос на мужчину смотрели жёлто-зелёные глаза, отражающие пляшущее пламя камина. Грим и Монакура тоже застыли недвижными изваяниями, пристально следя за гостем.
— Браво, — сухо сказал посетитель, — Вы прекрасно справились с заданием.
— Контракт фейковый, — нахмурился Монакура Пуу, — Ты прикинулся мирным селянином, дабы заманить нас в смертельную ловушку.
— Естественно, фейковый, я же отец лжи, — невозмутимо ответствовал гость, — Но это ничего не меняет. Вы согласились и полезли в драку, возомнив себя героями дешёвого романа о приключениях бравых наёмников. И, кстати, никакой «смертельной ловушки» не было, я лишь поиграл с вами, интересуясь вашими способностями, дабы оценить, способны ли вы выжить в такой плёвой ситуации и быть мне в дальнейшем полезными. Вы великолепно справились с испытанием, и у меня к вам новое предложение.
Он расстегнул изящную серебряную застёжку своего плаща и тот сполз с его плеч на грязный пол столовой залы, усеянной битыми глиняными черепками, деревяшками и обглоданными костями. Мужчина поочерёдно посмотрел на всех троих, задержавшись на хмуром лице сержанта.
— Разумеется некоторым членам вашего отряда придётся заполнить необходимые формуляры и подписать новый контракт.
Цеховой мастер бережно положил на поверхность дощатого стола, сплошь покрытого жирными бурыми пятнами, блестящую трость и неторопливо стащил с рук узкие матерчатые перчатки. Монакура не заметил, откуда он извлёк письменные принадлежности, но, тем не менее, сейчас перед посетителем появилась чернильница с торчащим из неё пером, и пара-тройка исписанных листов.
Бумага, или, скорее пергамент, отливал древней желтизной, с нижнего края документов свисала атласная лента, завершающаяся оттиском восковой печати. Рука мужчины, заканчивающаяся изящными пальцами с острыми, словно у женщины, ногтями, взяла один из листков и толкнула в направлении сержанта. Листок, будто подхваченный порывом ветра, метнулся через стол и резко застыл возле красных, потрескавшихся рук Монакуры Пуу.
— Что это? — настороженно спросил бывший сержант, недоверчиво наклонив мощный торс, перекрещенный окровавленными бинтами, вытянул шею и с отвращением понюхал документ.
— Тухлыми яйцами пахнет.