Читаем Кока полностью

Это Рудь начал гонять придурка – тот, похожий на загнанного хорька, закрывается руками, а Рудь бьёт его кружкой по голове, приговаривая:

– Знай, гадина, своэ мисце! Чого балухи вылупив? Сучий ти сину! Чушкан поганий!

– Что за халабуда? – оторвались от еды кавказцы. – Люди хавают! Кончай порожняк гнать! Хлебала залепили оба!

– Вам хавати – а чмо на очко полизло! Вылупок проклятий! – И Рудь, ударив напоследок придурка ногой под зад, вспрыгнул на верхние нары, оставив на столе свою миску с недоеденной баландой, но Замбахо велел ему убрать свои объедки со стола, что Рудь и сделал, ворча под нос:

– Для вас же хороше хотив зробити…

Придурок пялился на стол со своего матрасика. Вид у него – страшноватый: бесцветные запавшие глаза, мешки-синяки под глазами, редкая клокастая щетинка. Скукоженное личико, хилое тельце, тонкие паучьи ручки и ножки.

– Он педик? – тихо спросил Кока у Замбахо.

Тот рассмеялся:

– Да ты на него посмотри! Кто на него позарится? Нет, просто чушкарь. Сколько раз просили убрать из камеры, воняет, как козёл, – ни в какую. Очко чистит, хату метёт. Видел на загородке, изнутри, баба приклеена?

– Да, Мона Лиза.

– Не знаю, какая там Лиза, но он на неё ночами дрочит… Сколько ни били, не помогает.

Да, Леонардо бы удивился! Хотя кто его знает? Может, в его время только этим и пробавлялись? Пока снимешь с бабы все эти кринолины, зубчатые юбки и губчатые корсеты, проще самому погонять Дуньку Кулакову (сам Кока о женщинах с момента ареста не думал – не до них, когда рушится судьба, хотя в снах нет-нет да и всплывали тела и звуки, и всполохи, и стоны, и вскрики, после чего трусы оказывались мокры).


По обычаю, после обеда во время тихого часа каждый по очереди рассказывал какую-нибудь историю. Кавказский кулак расположился на лучших позициях, но и другим места хватало: Лебский лежал, заботливо укрытый Трюфелем тряпкой типа плед, а сам Трюфель пил чай под присказки Тёщи.

– Тёща есть – в тюрьму б её сесть! Ей, суке, надо о хребтину обломать дубину, тогда, может, поймёт, что зятя нельзя сажать в тюрьму!

– Ты не лучше! Зять – что с него взять? – беззлобно смеялся Трюфель в ответ.

Рудь наверху читал “Лезвие бритвы” Ефремова, вкинутое сегодня вместе с учебником по политэкономии и замурзанным томиком лермонтовской лирики.

– Вот бляди, сперва убили Лермонтова, а теперь книжки издают! – возмущался румяный Трюфель, вертя в руках книгу, а Кока смотрел на него, завидуя чёрной завистью: “Статья – до трёх лет! Да я бы три года на одной ноге отстоял!..”

Сегодня рассказывать очередь Лома. Квадратный, с бритой бугристой головой, толстыми ручищами и “бля” после каждого слова, тракторист был одним из тех русских мужиков, которые знают ответы на все вопросы мироздания – начиная от места пребывания Бога и кончая умением выпросить в долг в сельмаге бутылку водки – но как обустроить парашу в доме, а не во дворе, этим кулибиным невдомёк.


Лом с хрустом потёр ёжик:

– Что смешного, бля, приключилось? Покумекать надо… – И начал веско: – Жена затрахала: “Все люди за границу ездят, а мы хуже? Поехали тоже в Италию! Вовка с Ленкой съездили, им понравилось, особенно тот город, где трёхметровый голый мужик из мрамора стоит”. Ну, чего там, погнали.

В Италии в аэропорту взяли напрокат машину, двинули на побережье, куда были путёвки. Едут, едут, а куда – хер его знает: всё по-итальянски написано, а они ни на каком языке ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Дочь малая хнычет, спать хочет.

Решили найти ближайший отель, а с утра разобраться. Спросили на заправке. Ехать оказалось недалеко, но как-то странно: нелюдимые места, безлюдные перелески. И посреди поля стоит огромный дом. Называется DUO. Ну, дуо так дуо. Поехали, только Лом подумал, что слишком как-то одиноко стоит этот отель и что-то очень уж розово-красно освещен. Ну, думает, в Италии так отели разукрашены. Тип за стойкой удивлённо посмотрел на них троих, сказал, что ни трёхместных, ни одноместных номеров нет, только двухместные. Ну, давай два двухместных. “На сколько часов берёте комнату?” – спрашивает дальше. Бля, он что, больной на голову? На дворе ночь! До утра, конечно! “Понятно”, – говорит и лыбится как-то нехорошо.

Взяли два номера. Отвели дочку в её номер, весь красно-алый. В их номере – розово-бордовые тяжёлые занавеси. Зеркала на потолке. Лом включил телевизор – на всех пяти каналах порно!.. Жена пошла искупнуться – в ванной сам собой зажёгся свет, а стена стала прозрачной! Тут до него дошло, что они заехали в отель для траха! И жена вспомнила, что “duo” значит “два”… Ну и чего? Выспались в тишине и покое! А заспанная дочка призналась, что всю ночь смотрела телевизор.


Посмеялись от души. Потом Гагик залез наверх и спустился с пластиковой бутылкой “Боржоми” с водкой.

– На завтр-ру пр-рятал, но такие хор-рошие р-р-разговор-ров, бана, выпить надо!

– Когда тебе коньяк пришлют? Всё обещаешь? – засмеялся Замбахо. – Где коньяк с Севана? Где барашка из Дилижана?

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая проза

Царство Агамемнона
Царство Агамемнона

Владимир Шаров – писатель и историк, автор культовых романов «Репетиции», «До и во время», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Возвращение в Египет». Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга».Действие романа «Царство Агамемнона» происходит не в античности – повествование охватывает XX век и доходит до наших дней, – но во многом оно слепок классической трагедии, а главные персонажи чувствуют себя героями древнегреческого мифа. Герой-рассказчик Глеб занимается подготовкой к изданию сочинений Николая Жестовского – философ и монах, он провел много лет в лагерях и описал свою жизнь в рукописи, сгинувшей на Лубянке. Глеб получает доступ к архивам НКВД-КГБ и одновременно возможность многочасовых бесед с его дочерью. Судьба Жестовского и история его семьи становится основой повествования…Содержит нецензурную брань!

Владимир Александрович Шаров

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги