Кока

– Пр-ришлются, цавотанем, не волновай! – ответил Гогик, разливая водку по алюминиевым стопкам, вынутым из тайного места под нарами (там хранилось во влажных тряпицах сало, три картонки яиц и миска с куском сливочного масла в воде: так оно выдерживает жару).

Вдруг придурок подошёл к столу и хрипло прошептал:

– Я видел! Пизду! Большую! Красную!

– Пошёл отсюда, чмо поганое, пока в кадык не зарядил! – замахнулся на него тапком Лом, и придурок убрался на место, ворча по-собачьи что-то про розовые занавески.

– Расскажи что-нибудь ты! – сказал Замбахо Коке, когда выпили по первой.

Что бы рассказать?.. Да вот, хотя бы это – как он рисунки подменил. Эту историю он сам вспоминает всегда с улыбкой. Завязка была в том, что в своё время известный любвеобильный художник был влюблён в его бабушку, но бабушка была замужем, происки художника были тщетны, однако в процессе ухаживаний он нарисовал и подарил ей несколько рисунков. Они висели в рамках до тех пор, пока Кока, в час сильнейшей нужды, не продал их тайно соседям-евреям, отъезжающим в Израиль, а вместо них вставил в рамки цветные ксерокопии, чего никто не заметил, кроме приехавшей из Парижа матери Этери. Мать, присмотревшись к рисункам и сказав: “А ну-ка, ну-ка!.. Ну да!..” – открыла рамки и вытащила ксерокопии, после чего Кока получил кличку Домашний Истребитель, но бабушке об этом эпизоде не было доложено – зачем нервировать пожилую женщину?.. Пусть висят ксерокопии!..

Посмеялись.

– Ловко!

– Молодчага!

– А хули там – бумага и бумага!

Потом Кока вспомнил разговоры амстердамских психов и сказал, что в детстве мечтал стать биологом, много читал про зверей, есть интересные факты. Для затравки: орлы видят в пять раз лучше человека, у дикобраза тридцать тысяч иголок, слоны во время засухи едят землю, львы могут утолять жажду кровью, язык кита весит три тонны, печень – тонну, сердце – восемьсот кило, а сосуды диаметром с ведро.

– Удобно колоть! Вену сразу найдёшь! – согласились сидельцы.

Хищники первого разряда – львы, тигры, леопарды, ягуары, гепарды – называются рапторами или предаторами. Чем выше интеллект животного – слонов, львов, павианов, дельфинов, орангутангов, – тем дольше с ним остаются его детёныши; слонята могут до двадцати лет ходить с матерью-слонихой. Чем ниже интеллект, тем меньше животное заботится о потомстве, вплоть до такой гадины, как кукушка, которая не только подкладывает яйца в чужие гнёзда, но необъяснимым образом передаёт своёму птенцу, ещё в яйце, информацию о том, как он должен себя вести, когда вылупится, а именно – выкинуть из гнезда птенцов-хозяев и одному сжирать всю пищу, приносимую тупыми, не умеющими считать до трёх птицами.

– Этаки матери и серед людей. Мене мати так викинула, лярва, – вдруг с нар сказал Рудь, а Гагик угодливо засмеялся:

– Вот наш Замбахо – р-р-раптор-р-р, бана! Пр-р-редатор-р!

Кока продолжал. Не всё так просто! Да, умные звери, например, орлы, терпят в гнезде птенцов около двух лет, но потом, если птенец не уходит и не начинает сам охотиться, они убивают его, дабы освободить место для следующего помёта, который будет лучше приспособлен к суровой жизни, кою не прожить без охоты, каннибализма, зимнего голода и обидных неудач. И самка сумчатого тасманийского дьявола сжирает тех своих новорожденных дьяволят, числом до тридцати, которые не сумели найти дорогу в набрюшную сумку и прицепиться к соскам, коих всего четыре. Пусть выживают сильнейшие! Но зачем рожать тридцать детёнышей, если сосков всего четыре?.. И кто наградил антилоп гну бессмысленной густой бородой, которая им не нужна, но за которую так удобно цепляться львам? Зачем у гну борода, как у Льва Толстого? Кроме проблем ничего не приносит, но не исчезает, хотя, согласно другому бородачу, Дарвину, должна исчезнуть, раз не выполняет никаких функций.

– А у человека зачем растёт?

– Чтоб тепло зимой было, по воле аллаха.

– Кто-то рождается коршуном, кто-то воробьём!

– Р-р-рога, бана, не спасаются от смер-рти!

А Замбахо высказался в том плане, что если бы в тупую башку этих рогатых гну пришла мысль объединиться и дать общий отпор, то им бы никакой хищник не был страшен. Но им приходит на ум другое: “Хорошо, что не меня рвут на части!” – и они начинают усиленно пастись в безопасности, пока львы уминают их собрата. На тюрьме, в хате, тоже так: есть семья, где все стоят друг за друга, вот как мы, а есть просто “кенты по салу”, только хавают вместе, а если что случится, то они врозь, друг за друга ответа не держат!