Единственное, чего палачи не могут отнять, – это сны, да и как их отнимешь? Ведь сон – это изнанка яви, её подкладка, истинное нутро, недоступное никому на свете. Но в душной камере, при ярком свете, в спёртом прокисшем воздухе и сны снятся однобокие, убогие, полублудливые, полудикие: шашлыки с хинкали, белые спелые груди у существ без лиц, тупики, где надо бесконечно кого-то ждать, какая-то размытая смятая рвань из кусков диковатых видений, без начала и конца, как в немом кино. Зэк спит часто, но урывками. Перед сном, ночью, камера долго не успокаивается – шушукается, кряхтит, ворочается, зевает, испускает ветры, мочится, вполголоса ругает ментов или шуршит бумажками, готовясь на дальняк. Затихает к часу-двум, а в шесть – уже подъём, и целый день суета и маета, можно только дремать. От всего этого ночной сон некрепок и шаток, не идёт на пользу, а дневной – рван, покорёжен, прерывист, неглубок.
Коке приснилось: он – в том дворовом сарае, где их поймали с Цуцико за игрой в “доктора-доктора”. Но там сейчас стоит золотозубый татарин, протягивает Коке шар зелёного гашиша, приговаривая: “Ш-ш-ш!.. Хорош-ш-ший гаш-шиш-ш-ш из Бадахш-ш-шана!.. Сам эмир Тимур его всегда курит!” Кока дёргается, чтобы взять, но вместо этого получает вопрос Замбахо из-за занавески:
– Что, сон плохой?
– Хороший сон. Шар плана дарили…
– Нама почему не пр-ринёс, ахпер-р-джан? – подал голос Гагик. – Не дали?
– Вот всегда так, – со вздохом отозвалось из полутьмы.
– Рай, мля, нам не светит, а в аду мы и так уже живём…
– Спите, заклинаю душой аллаха, покой дайте!
Засыпая, Кока вспоминал, как хан Тархан объяснял ему, почему грузинские воры верховодят в чёрном мире. Главное – в Грузии умеют воспитывать детей в вежливости и уважении к старшим и женщинам. При этом Грузия многонациональна, и потому с детства надо уметь ладить с разными людьми, разумно решать вопросы, быть вежливыми и обаятельными, где надо, и показывать клыки, где без этого не обойтись. Грузинские воры, с одной стороны, непревзойдённые домушники, открывают любые замки и сигнализации, заходят только к богатым, берут только деньги по принципу “Господи, прости, дай наскрести и вынести!”, с другой стороны – они рассудительны, справедливы, умелы, хитры, находчивы и настойчивы, знают назубок воровские законы, не пачкают себя кровью, вежливы, веротерпимы, держатся всегда с достоинством, знают, как с кем разговаривать, и кто какой язык понимает. Им можно доверять не только общаки и тюрьмы, но и зоны, края, города. Они – фокусники в своих делах! Так успешно, как они, никто не обносит квартиры и не дурит лохов! Одна проблема: многие из них морфинисты! А это нехорошо для вора, чьё слово – закон: ведь человек под кайфом не имеет полного контроля над собой, а в ломке вообще плох, как лох, на всякое способен ради дозы. Но всё-таки главное – воспитание: кем бы человек потом ни стал, он этого не забывает, это въедается в его сущность:
– Возьми Джабу Иоселиани – окончил театральный институт, защитил кандидатскую и докторскую диссертации, читал лекции в Тбилисском театральном институте и образован лучше, чем все их красные профессора, вместе взятые!
На вопрос Коки, почему русский криминал терпит, что грузинские воры верховодят в его вотчинах, хан Тархан пошевелил скульптурными пальцами:
– Русские грубы. Сам тон, каким они разговаривают, хамский, про слова уж не говорю! Невоздержанны, матерятся, пьют, как лошади, убивают недолго думая. У них нет уважения к старшим, нет традиций, застолья, культуры. Редко встретишь таких тонких и образованных, как Япончик. Голову теряют от богатства, а быть вору богатым нельзя – богач боится всегда и всего: пули, измены, подлога, бедности, тюрьмы, зависти, друзей и врагов!
Наверно, хан Тархан прав. Нугзар называл его, Коку, вежливым и щепетильным, “как все сололакские”. Ещё бы не быть таким, если вырос в таком дворе, где за всё надо держать ответ, и на такой улице, где следует обдумывать каждое слово, прежде чем сказать. Имя и уважение в районе зарабатывается с малых лет, и однажды наступает момент, когда имя уже работает на тебя, его надо только поддерживать и не марать.