Кока

– Ну и пусть сожрёт, клянусь сердцем аллаха! Вы у Турции вместе с русскими захватчиками много земли забрали! Это их земля, турецкая!

– Мы забр-р-рались? Это они забр-рались у нам Ар-рар-рату! Нам гор-ре, ахпер-р! – горячился Гагик. Хаба смеялся, а Али-Наждак подтверждал: да, турецкую землю надо отдавать хозяевам, и Карабах тоже не ваш! – отчего Гагик взвился: – Кар-рабаха, бана, всегда был наш, ар-р-рмянскому! Так и будет и завтр-ра, и потома, и навсегдай!

– Мкртычевич, не бери на бас, не то, клянусь Аллахом милостивым, отбуцкаю тебя от души! – грозил Хаба.

Подал голос Тёща:

– Зарекалась ворона дерьмо не клевать…

И Рудь пробурчал:

– Щоб ви лопнули з вашим Карабахом!

– Эй, пацаны, кончай этот нешутейный базар! Такой гнилой блудняк до добра не доведёт! Политика не наше дело, забыли, что воры говорят? – прикрикнул Кока, на что Тёща ругнулся:

– Да ладно!.. Чем туже закручивать гайки, тем быстрее сорвётся резьба, мать её!.. – Но спорщики поутихли.

“Опять эти разговоры!.. Что-то часто стали в последнее время возникать… Надо пресечь, чтобы до стычек не доходило… Надо отдельно с мусульманами и с Гагиком поговорить!..” – думал Кока, против воли вспоминая споры бабушки и дяди Родиона, когда бабушка, как и Хаба, говорила, что русские привыкли исступлённо поклоняться своим царям и вождям, превращать их в идолов, оттого и угодили прямиком в тридцатилетнее адское рабство к рябому Джуге, а потом обожествляли всех генсеков по очереди. И заключала: и впредь будет так же – очевидно, такова природа этих людей: вслух поклоняться своим тиранам, а втайне завидовать Западу, как задворки и деревня завидуют городам и дворцам. На это дядя Родион отвечал, что в Грузии – другая беда и особенность: всё время кого-то свергать, менять, сажать нового, выбирать, опять низлагать.

– Это от наивности и мечтательности – авось при новом будет лучше, – объясняла бабушка. – Мы вообще мечтатели, поэтому и поэзия наша сильна, и музыка прелестна. Сам наш климат располагает к искусству, ведь в колыбели нашей цивилизации, в Греции и Италии, – такое же синее небо и ласковое солнце, как у нас. Если бы нас без конца не тревожили мусульмане и прочие напасти, у нас был бы Эдем, где всем бы хорошо жилось, елось и пилось. Уже бывали такие времена – при Багратионах, Давиде и Тамар, когда Грузия собирала под свои крыла народы, шедшие к нам, где тепло, сытно и безопасно. К сожалению, добро победить зло не может. Зло можно победить только силой воли, духа и кулака. Недаром покойный Мераб Костава[210] говорил, что есть войны тридцатилетние, есть столетние, а есть одна вечная и постоянная война – это история Грузии. И это, к сожалению, правда. Почитай-ка на досуге “Картлис цховреба”[211], “Житие Картли”, есть хороший перевод. Многим, ох, многим проходимцам хотелось откусить от нашего края и рая, и у многих, к сожалению, это получалось – правда, на время, потом захватчики изгонялись. И не забывай, что наш род Гамрекели ведёт своё начало от того доблестного воина, “кто всех изгнал”!

Вдруг щёлкнула кормушка. Опять чей-то объебон? Что-то зачастили!

В кормушке появилась круглая харя дежурного вертухая Сала.

– Гамри… Гарме… С вещами на выход!

– Куда ещё? Рано! Никого нет!

– На кудыкину гору, козлов пасти! На суд, балда! Давай, шевелись! Воронок ждёт! Скарб бери!

Кока вскочил. На суд?.. Сейчас?.. Уже?.. Сразу?.. Как?..

Торопливо стал что-то собирать, но бросил, только проверил в пистончике деньги, сунул в пакет зубную щётку с пастой, Библию, свой объебон. Всё остальное не важно.

– Вещю бер-ри, эли! Плохой пр-римет – вещю оставлять! Вер-р-рнёшься, бана!

– Ну и что? Лучше отсюда на зону идти, чем с карантина. Берите мою харахуру, – сказал Гагику и Али-Наждаку (те понуро стояли рядом), а Хабу назначил смотрящим, хоть тот и цокал языком, отнекиваясь.

Что делать с малявами?

– Гагик, сожги их, если нетрудно…

– Будет делаю, лишь бы тебю, бр-рат-джан, была хор-р-рошо на суд!

Зэки стали прощаться.

– Ни пуха ни пера!

– Удачи, Кока!

– Храни тебя Аллах!

– Мазила, не промажь!

– Если откинешься – покричи с горки!

– Viel Glück, lieber Koka![212]

Даже придурок тихо пробормотал:

– Благодарю. – И на глазах его блеснули слёзы.

Кока нацепил нитяной браслет, подарок Гольфа, и не оглядываясь вышел в коридор. Двинулся за Салом, спрашивая, где будет суд.

– В городе. Городской.

Внизу Око отворил дверь в приёмную. Там ждали солдаты. Кока протянул им руки, но они посмеялись.

– Неопасных не куём!

А другой заглянул ему в пакет:

– Чего у тебя тут? Зубная щётка, паста… Запрещённое есть?.. Запрещённого нет!.. Это что за книженция? Библия? Во как! Не положено!

– Да хер с ней, хули тебе, пусть тащит, если не лень, только проверь, между страниц ксив и маляв нет? – сказал первый, бегло обыскивая Кокины карманы и не заглядывая в пистончик.

Кока спросил:

– Моего подельника не видели? Грузин, видный такой, высокий, Нукри зовут.

– Все вы видные. Не знаем. Одну партию уже свезли.