Кох-и-Нур. Семейные трагедии, коварные заговоры и загадочные убийства в истории самого большого алмаза

Семья, предложенная Логином, была его собственной. Его жена Лена должна была присоединиться к ним в Фатегархе, как и дети Джона, которые станут товарищами в играх и потехах махараджи. После многих лет неопределенности и страха Логин предложил мальчику безопасность, возможность спокойно выдохнуть и свободу вести себя как ребенок.

Оптимизм Джона Логина был неподдельным. Он чувствовал, что чем дальше будет от его подопечного его старая жизнь, тем лучше будет для Далипа. В последнее время разговоры с мальчиком заставили Джона Логина мыслить более масштабно. Возможно, он вообще сможет увезти мальчика из Индии. К большому удовольствию Логина, махараджа начал увлекаться Англией. Он постоянно расспрашивал об англичанах, их культуре и королеве: «Мне кажется, махараджа демонстрирует большое желание слушать об Англии, – писал Логин. – Сэр Генри Лоуренс желал, чтобы он получил там образование, а не сидел сложа руки и распутничал в Индии, где ему нечем заняться, учитывая, что мальчик потерял, а мы приобрели!.. Он достаточно молод, чтобы из него можно было что-нибудь вылепить»[238]. Джон Логин задумался – если в его стране нашлось место для алмаза Далипа, может быть, там найдется место и для самого мальчика?

Хотя британская пресса уже вовсю требовала, чтобы великий алмаз доставили в Англию, она проявляла очень мало интереса к его предыдущему владельцу. «Действительно ли мы увидим Гору Света? …Действительно ли знаменитый Кох-и-Нур находится на пути в Англию? Правда ли, что лондонский Тауэр станет обладателем такого сокровища?» – спрашивал Lloyd’s Weekly, точно уловив возбужденное предвкушение всей нации. Хотя газета радовалась перспективе прибытия Кох-и-Нура, она не очень одобряла роль, которую сыграл Дальхузи в его обретении: «Хотя маркиз Дальхузи по существу сделал Ее Величеству подарок в виде драгоценного камня, формально королеве его уступил мальчик Далип Сингх. Однако такая уступка – издевательство, парень сделал в точности то, что ему велели, и сделал бы это и по отношению к вождю индейцев чероки, если бы так приказал лорд Дальхузи. Мальчик подписал бумагу, которую ему подсунули, совершенно не вдумываясь в ее содержание, и ответственность за условия документа полностью лежит на генерал-губернаторе…»[239]

Если в его стране нашлось место для алмаза Далипа, может быть, там найдется место и для самого мальчика?

Рисуя нелестный портрет высокомерного типа, газета дальше обвинила Дальхузи в предательстве его работодателей Ост-Индской компании и превышении полномочий в Индии. Дальхузи обвинили в непростительной гордыне – он действовал, словно человек, который дарил алмаз королеве, в то время как у него не было на это законных прав. Алмаз, как и все остальное в завоеванных территориях Пенджаба, принадлежал Ост-Индской компании. Именно Компания должна была представить королеве алмаз, а не ее самовлюбленный служащий, который искал славы только для себя.

Дальхузи, уязвленному критикой, пришлось снести новые оскорбления, когда Ост-Индская компания стала настаивать на его отсутствии во время церемонии дарения Кох-и-Нура королеве. Хотя маркизу пришлось смириться с этим решением, Дальхузи сделал это без особой любезности. В письме сэру Джону Хобхаусу, председателю контрольного совета и в конечном счете министру, ответственному за Ост-Индскую компанию, генерал-губернатор напомнил, что ни один человек с Лиденхолл-стрит, где располагалась штаб-квартира организации, не участвовал в добыче алмаза для Британии.

Дальхузи, и только он, отвечал за то, чтобы королева получила Кох-и-Нур: «Что бы мои “преданные друзья” с Лиденхолл-стрит ни думали и ни говорили, вы вряд ли сочтете меня виновным в том, что я относился к Кох-и-Нуру как к большой ценности и в том, что я заставил махараджу Лахора передать камень английской королеве в знак подчинения. Кох-и-Нур стал за прошедшие века неким историческим символом завоевания Индии. Сейчас для него наконец найдено подходящее место»[240].

В частных беседах Дальхузи был менее вежлив и в письме другу сообщал: «Я в большом долгу перед ними за то, что они думают обо мне как о болване. Эта оценка взаимна»[241].