Коко

Водитель объехал его, включив фары. Конор бросил под ноги записку и пнул ее в сторону. Откуда ни возьмись полдюжины мужчин в облегающих тайских костюмах появились перед одноэтажным бетонным строением и медленно дрейфовали к нему через переулок. Конор почувствовал, что надо бежать: эти неулыбчивые люди напоминали ему стаю гладких акул. Однако ноги едва держали его в вертикальном положении. Фары объезжавшего такси ослепили его. А еще очень хотелось выпить.

– Зайдете? – подошедший ближе остальных таиландец улыбался, как труп, подготовленный работником бюро ритуальных услуг. – Чам говорил с нами. Мы вас ждали.

– Чам мне никакой не друг, – сказал Конор. Все замахали ему руками в сторону двери здания без окон. – Да не пойду я никуда. Что у тебя там, кстати?

– Секс-шоу, – ответил Мертвая Голова.

– О, черт, – пробормотал Конор, позволяя им подтолкнуть себя к двери. – И только-то?

Внутри он заплатил за вход триста батов женщине в темных очках и серьгах в форме бутылочек кока-колы с женской грудью.

– Какие милые сережки, – сказал он ей. – Знаешь Тима Андерхилла?

– Еще не приходил, – ответила женщина. Бутылочки кока-колы с грудями раскачивались, как висельники.

Конор проследовал за одним из мужчин по длинному темному коридору в большую комнату с низким потолком и стенами, выкрашенными в черный цвет. Над рядами складных стульев горели красные лампы, и красные же прожекторы подсвечивали две сцены, одна из которых располагалась прямо перед стульями, а вторая – рядом с переполненным баром. На каждой сцене танцевала обнаженная девушка, вскидывая длинные волосы и щелкая пальцами. У девиц были некрепкие болтающиеся груди, узкие бедра и волосы на лобке, похожие на маленькие черные бейджики. В красном освещении их губы казались черными. Большинство клиентов на стульях и стоявших в баре были местными, но в толпе проглядывались несколько пьяных белых мужчин, таких как он, и даже белые пары в американской одежде. Едва Конор наполовину сел, наполовину упал на пустой стул в задних рядах, как рядом материализовалась полуголая девица, которой он заказал пиво стоимостью в сто батов.

«Этот ублюдок вытянул мой член из штанов, – размышлял Конор. – Может, мне еще повезло, что он не отрезал его к черту и не унес домой в бутылке как сувенир». Конор выпил пиво, затем еще целую череду порций, пока девицы на сцене меняли лица и тела, короткие волосы на длинные, бейсбольные грудки на футбольные груди, пышные бедра на сухие, как у гончих собак. Они пускали дым и улыбались, как девушки на первом свидании. Конор решил, что эти девицы ему нравятся. Одна из них могла открывать бутылку с колой своим влагалищем – крышка отскакивала с громким пшиком и эхом. Выражение лица этой девушки, с высокими точеными скулами и сверкающими узкими, как бы прорезанными, глазами, было странно суровым и мечтательным. Откупорив бутылки, она села, прислонившись задом к стене сцены, подняла стройные ноги и влила в себя газировку. Когда она встала, жидкость с шипением вылилась обратно в бутылку. Насколько Конор знал, ни одна девица из «Донована» не могла бы проделать этот трюк.

Конор вдруг понял, что достиг той «железобетонной» стадии опьянения, на которую уже не повлияет даже дюжина порций сверху.

Когда он посмотрел на боковую сцену, то почувствовал, что лицо его покраснело и уши запылали: стройное юное создание выскользнуло из своего платья, обнажив маленькие красивые груди и эрегированный член – другая стройная «катой» опустилась на колени, чтобы взять его в рот. Конор вновь перевел взгляд на центральную сцену, где девушка с невозмутимым лицом диктаторской жены собиралась что-то сделать с большим рыжеватым псом.

– Принесите виски, – попросил Конор официантку.

Когда «жена диктатора» и пес покинули сцену, их сменили невысокий мускулистый таиландец и девушка с волосами до талии. Вскоре они принялись совокупляться, меняя позы, вытягивая и сгибая колени, вертясь и вращаясь, словно подвешенные в воздухе. Один из «катоев» рядом с Конором шумно вздохнул и выгнул свою девичью спину. Конор заказал еще виски. Ему вдруг почудилось, что рядом сидит и аплодирует призрак Тима Андерхилла.

Вернув внимание сцене, Конор вдруг понял, что не в силах разобрать, кто из уже четверых спаривающихся на сцене мужчина, а кто женщина: мужчины были с женской грудью, а женщины – с эрекцией. Они стали как бы единым телом: мелькали то девичья улыбка, то пухлые ягодицы, то широкое бедро. Затем все четверо исполнителей встали и поклонились, как актеры, лицо и верхнюю часть грудей молодой женщины заливал легкий румянец. Все четверо, в хмельном дурмане думал Конор, еще купаются в воспоминаниях о наслаждениях, они такие же не похожие на тех, кто подбадривал их и аплодировал им, они как марсиане, они такие же недоступные и недосягаемые, как ангелы.