Коко

Зятек с фургоном, полным кухонной чугунной утвари и двумя-тремя коробками ножей. Если Люн отправил все, не дожидаясь указаний Тины, то наверняка выставил старые цены. Тина проговорил: «Сейчас спущусь» и нажал на кнопку, чтобы отпереть дверь и впустить звонившего.

4

– Так вы полагаете, что мне следует сегодня вернуться к нему? – Мэгги шла за генералом, едва ли не прижимаясь к его широкой военной спине, словно та могла придать ей немного тепла и силы.

– Я этого не говорил, – быстрым шагом генерал устремился в один из проходов своей импровизированной церкви, чтобы якобы выровнять стул. Все вокруг – красный винил обивки сидений, желтые стены с аляповатыми изображениями Иисуса, противостоящего демонам на фоне туманного китайского пейзажа, дешевое светлое дерево алтаря – сверкало, искрилось и переливалось в резком ярком свете, который генерал и его прихожане предпочитали любому другому освещению. Оба они говорили на столь же цветистом и трудном кантонском языке, на котором генерал проводил свои службы.

И он, и Мэгги, стоявшая в одиночестве перед закрытым ставнями окном на улицу Гарлема, выглядели каким-то потерянными.

– Тогда прошу прощения. Я не поняла.

Генерал выпрямился и одобрительно кивнул. Он вернулся к проходу, обошел Мэгги и вдоль стены направился к алтарю. Мэгги последовала за ним до самой ограды. Генерал расправил невидимые складки на белой ткани алтаря и наконец вновь взглянул на Мэгги.

– Ты всегда была умной девочкой! Просто никогда не понимала себя до конца. Но то, что ты творишь сейчас! То, как ты живешь!

– Не так уж и плохо я живу, – возразила Мэгги.

Ситуация напомнила ей еще одно повторение их давнишнего спора, и ей вдруг страстно захотелось уйти, поехать в центр города, встретиться с Жюлем и Перри в одном из ветхих многоквартирных домов Ист-Вилледж, пуститься в бездумное шатание по клубам вместе с ними – так же бездумно и легко принимавшими ее такой, какая она есть.

– Я хочу сказать, что живешь ты, не зная себя, – мягко пояснил генерал.

– Тогда уже скажите, что мне нужно сделать? – спросила Мэгги, не в силах скрыть в голосе иронию.

– По сути своей ты опекун, – сказал генерал. – Человек, который всегда спешит туда, где в нем нуждаются. Твой друг очень нуждался в твоей помощи. Ты вернула ему здоровье настолько успешно, что он перестал нуждаться в твоей помощи, твоей опеке – и сразу же все его проблемы вернулись к нему. Мне знаком такой тип людей. Пройдут годы, прежде чем в душе его уляжется то, что разворошила в ней война.

– Вы считаете, американцы слишком сентиментальны, чтобы быть хорошими солдатами? – спросила Мэгги: мнение генерала на этот счет было на самом деле ей интересно.

– Я не философ, – проговорил генерал. Он прошел в ризницу за алтарем и вернулся со стопкой церковных гимнов. Зная, чего от нее ждут, Мэгги шагнула генералу навстречу и забрала их у него. – Но ты, возможно, была бы лучшим солдатом, чем твой друг. Я знаю несколько «опекунов», которые были отличными офицерами. Кстати, в этом вы со своим отцом очень схожи – в нем хватало «опекунских» черт.

– И он всегда шел туда, где в нем нуждались?

– Он часто приходил туда, где он нужен был мне.

Они шли почти вровень по параллельным проходам, раскладывая гимны текстом вверх на сиденья стульев.

– И наверное, вы хотите, чтобы я куда-нибудь уехала, – подумав, предположила она.

– Ты ведь сейчас ничем не занята, Мэгги. Помогаешь мне здесь, в церкви. Живешь со своим старым солдатом. Наверняка делаешь много полезного для его ресторана.

– Пытаюсь… – сказала Мэгги.

– А если бы ты жила с художником, ты бы искала ему лучшие в городе кисти, готовила бы ему холсты так, как никто прежде не готовил, и в итоге сделала бы все, чтобы его картины выставлялись в знаменитых галереях и музеях.

– Да, все так, – сказала она, пораженная проницательностью генерала.

– Так что либо ты выходишь здесь замуж за какого-нибудь мужчину и, оставаясь его партнером, живешь его жизнью по доверенности, если он тебе позволит. Либо не выходишь и живешь собственной жизнью.

– В Тайване, – сказала она, уверенная, что их разговор к этому и идет.

– Тайвань ничем не хуже других, а для тебя даже лучше. Я забуду о твоем брате. Джимми не меняется, где бы ни находился, так что он мог бы остаться здесь. А в Тайбэе ты можешь хоть сейчас поступить в колледж, а потом готовиться строить свою карьеру.

– Какую карьеру?

– Карьеру врача. – Он устремил на нее прямой искренний взгляд. – И я могу оплатить твое обучение.

Она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, а потом попыталась отшутиться:

– Хорошо хоть, не сказал «сестринского ухода»!

– Что ж, я и об этом тоже думал, – генерал продолжил раскладывать гимны на стулья. – На это ушло бы меньше времени и денег. Но ты, наверное, предпочла бы стать врачом?

Мэгги вспомнился Пумо, она сказала:

– Или, например, психиатром!

– Возможно, – согласился генерал, и она поняла, что он словно читает ее мысли.

– Ты непременно должна о ком-нибудь заботиться, в этом твое призвание, – сказал он. – Помнишь, как в детстве твоя мама читала тебе о «Бабаре»? Книжку про слоненка?