Ей понадобится время, чтобы обдумать предложение генерала. Она не станет отвергать его, не обдумав хорошенько, и, вероятно, вообще не отвергнет. Возможно, со временем генерал согласится на ее обучение в медицинском колледже в Нью-Йорке, если, конечно, в какой-нибудь такой колледж ее примут. Будь она студенткой-медиком с собственной комнатой в Вашингтон-Хайтс или в Бруклине, будь она занята больше, чем четыре владельца ресторанов, если Тина увидит, что у нее есть своя жизнь… тогда он не станет обвинять ее в том, что ему приходится готовить еду себе самому.
Тревожный звоночек о том, что что-то не так, прервал приятные картины, которые ей рисовало воображение. Еще с конца квартала Мэгги видела полоску желтого света у входа в «Сайгон» и сочла само собой разумеющимся, что это отражение в оконном стекле либо какая-то деталь конструкции из полированного металла, которую оставили рабочие, чтобы потом занести в вестибюль. И только сейчас Мэгги сообразила, что уже по крайней мере полчаса, как рабочие должны были разъехаться по домам. К тому же в этом районе они никогда ничего не оставляли на ночь на улице.
Уже подойдя ближе к ресторану, Мэгги поняла, что желтая полоска – это свет с лестницы, падающий на тротуар из приоткрытой на полдюйма входной двери. И уже не звоночек тревожил душу, а гудел набатный колокол. Ни за что на свете Пумо не оставил бы свою дверь открытой. Мэгги трусцой побежала к лучу света.
Взявшись за ручку двери, она поняла, что если открытой ее оставил не Пумо, то кто-то другой. Она едва успела нажать на кнопку звонка, но тотчас отдернула ее, однако прежде, чем она это сделала, тот успел подать коротенький, как точка азбуки Морзе, сигнал.
На мгновение Мэгги задержалась в дверях, задыхаясь от нерешительности. Затем отошла на несколько шагов в сторону и нажала кнопку звонка ресторана, полагая, что Винь там. Затем вновь надавила кнопку и подержала несколько секунд, но никто не отозвался. Виня дома не было.
За углом, на Западном Бродвее, стоял телефон-автомат, и Мэгги было направилась туда, чтобы позвонить в полицию. Но затем подумала: а что если Пумо
А вдруг это Дракула вернулась, чтобы опять перевернуть квартиру вверх дном? Воспоминание о том, как она нашла Пумо лежащим на простынях, жестких от запекшейся крови, заставило Мэгги вернуться к двери и вновь поднять руку к звонку. Она нажала кнопку и удерживала дольше, чем когда звонила в ресторан, прислушиваясь к трели в квартире и на лестнице.
– Вы только посмотрите на нашу неуловимую Мэгги. Зуб даю, она за кем-то шпионит!
Мэгги оглянулась через плечо и увидела Перри, ее приятеля из Ист-Вилледж, стоявшего с длинным черным портфелем под мышкой. Рядом с ним гримасничал Жюль— выражение его физиономии как бы вопрошало: «Разве это не ужасно? Разве это не кошмарно?» Оба, по-видимому, вышли из офисного здания напротив «Сайгона», в котором размещались несколько художественных галерей. Скорее всего, Жюль и Перри решили продать свои работы.
– А давай пошпионим вместе с ней, – предложил Жюль. – Куда веселее, чем выслушивать, как тебя гнобят эти галерейные засранцы. – Перри был англичанин, и Жюлю давненько передался лексикон друга.
– Пожалуй, я не прочь сейчас малость пошпионить, – подхватил Перри. – Тогда кто наш объект? Враг государства? Эрнст Ставро Блофельд[107]
? Итальянские постэкспрессионисты?– Ни за кем я не шпионю, – сказал Мэгги. – Просто жду друга.
На мгновение она подумала, а не попросить ли их подняться с ней наверх, но слишком живо представила, как поведет себя Перри, очутившись в лофте Пумо: станет бродить по комнатам, задевая и роняя все подряд, выдует все спиртное, какое ему попадется, при этом без устали оскорбляя вкусы и эстетические претензии Пумо.
– Странно ты как-то ждешь его, – заметил Перри. – Что за друг? Тот старикашка, что в том году таскался за нами по магазину спиртного? Такой с выпученными глазами?
– Это был не он, его знакомый, – ответила Мэгги.
– Идем с нами, – сказал Жюль, делая шаг к восстановлению их прежней дружбы. – Заберем наши картины, а потом покажем тебе классный новый клуб.
– Я не могу.
– Ты
Мэгги смотрела, как ее приятели удаляются по вечерней улице, время от времени выныривая в свет фонарей – их поношенная одежда придавала им вид своенравных королевских особ – и знала: они никогда не простят ей, что не пошла с ними. Такие, как Жюль и Перри, уверенно считали себя людьми адекватными, в то время как всех остальных людей – больными на голову, и Мэгги, только что переступив границу, очутилась в стране «всех остальных».
Эти размышления промелькнули в ее голове за секунду-другую. Мэгги распахнула дверь Пумо настежь и застыла в дверном проеме. С верхней площадки лестницы не доносилось ни звука.