Коко

Вместо того чтобы закричать или развернуться, что почти мгновенно погубило бы ее, Мэгги сделала шаг вправо, в самую темную половину гостиной. Это чисто рефлекторное движение она ощутила так, словно не она сама, а какая-то неведомая сила увлекла ее в сторону, чтобы увести из прямоугольника света, падавшего из коридора. Забившись под обеденный стол в дальнем правом углу гостиной, она села на корточки, слишком напуганная увиденным и собственным маневром, чтобы предпринять хоть что-то, кроме как оглядывать комнату из своего убежища.

Должно быть, ужас невероятно потряс и обострил ее чувства. Очутившись под столом, в первые секунды Мэгги улавливала и распознавала каждый полутон языка улицы: радость в голосах, перекликающихся друг с другом, скрип тормозного барабана, даже стук трости по тротуару. И в паузах между этими прилетали звуки жуткие – капель крови, падающих в лужу у ног Пумо. И еще этот запах – сладковатый, тошнотворный, болезненный: запах концентрированного горя.

– Выходи, Дон, – прошептал мужчина, и Мэгги вновь ощутила только запах крови. – Давай поговорим.

Столб темноты отделился от двери и двинулся в комнату. Слабый свет из прихожей придал «столбу» очертания фигуры некрупного мужчины в темном пальто, которое было ему велико. Лица Мэгги не видела – лишь бледное пятно и волосы, возможно, такие же черные, как у нее самой, поскольку оставались неразличимы на фоне темноты позади него.

И тут он напугал ее, неожиданно захихикав:

– Ошибочка вышла. Откуда здесь взяться Дон. Не сердись.

Мягко и бесшумно мужчина продвинулся в комнату еще на ярд. В руке он держал жуткого вида нож с черной рукоятью. Затем он переместился на несколько футов в сторону, в тень, и замер.

Мэгги начала осторожно, дюйм за дюймом, выползать на четвереньках из-под стола и, достигнув края столешницы, собралась с духом, чтобы броситься к двери.

– Ну же, выходи, поговори со мной, – сказал он. – На все есть свои причины, и для этого причина имеется. Я не какой-нибудь сумасшедший, творящий беззаконие. Чтобы стоять здесь, прямо в центре мира, я преодолел тысячи миль. Мне очень важно, чтобы ты поняла это.

Он ненадолго умолк в темноте.

– Я человек, который всегда знает, когда что-то должно произойти. А это произойдет непременно. И ты встанешь и подойдешь ко мне. Тебе очень страшно. Ты чувствуешь запах крови. Это оттого, что уже произошло когда-то давно, и тебе необходимо понять, что то, что произошло тогда, было частью общей схемы, и ты тоже часть этой схемы. Достоен, «достоен агнец закланный»[109]. Он был воином, и я был воином, и меня призвали обратно, – мужчина шагнул ближе к центру комнаты. – Значит, этому суждено случиться. Встань и подойди ко мне.

Пока он разглагольствовал, Мэгги удалось движением плеч освободиться от пальто – оно бесшумно сползло на пол. Она прокралась обратно вдоль стола, обогнула стулья в дальнем его конце и очень медленно и неслышно поднялась на платформу.

Мужчина испугал ее, отступив на шаг в ее сторону.

– Я знаю, где ты. Под столом. Я мог бы сейчас подойти и вытащить тебя. Только я не стану. Хочу дать тебе шанс выйти самой. Как только покажешься, сможешь уйти. Ты же видишь, где я, – в задней части комнаты. Обещаю, что не двинусь с места. Просто хочу увидеть твое лицо, узнать, кто ты.

Мэгги разглядела, как он переложил нож в руке – кончик лезвия зажал между большим и указательным пальцами, рукоятка свисала вниз.

– Есть Слон, – проговорил он, – а справедливости в мировой системе нет. Справедливость придумали люди. Человечеству чуждо убийство, убийство под запретом, а коль скоро убийство под запретом, значит, разрешена любовь. Узри! Я открываю тебе тайну: я Муж скорбей и я любил Пумо-Пуму.

Мэгги начала пятиться с еще большей осторожностью. Она была уже совсем рядом с письменным столом и, когда, протянув руку назад, коснулась столешницы, заставила себя двигаться еще медленней, пока не нащупала край пустого глиняного горшка, который, она знала, стоял там. Когда-то в горшке росло крошечное деревце гибискуса, ее подарок. Деревце погибло от недостатка света и нашествия клещей примерно в то время, когда на кухне появились насекомые, и Пумо выбросил гибискус, а горшок оставил себе, пообещав Мэгги, что у них будет новый гибискус. С тех пор горшок так и стоит пустой у стола.

– Через минуту-другую мы встретимся и познакомимся. Вот в эту минуту, или в следующую, или в следующую после этой…

Он стоял уже совсем близко, футах в пяти от нее, как всегда готовый метнуть нож ей в спину. Мэгги сняла горшок с подставки, одним движением выпрямилась и подняла горшок над головой.

Мужчина оглянулся через плечо, уже начав реагировать, а Мэгги шагнула вперед и с неидеальной точностью опустила горшок. Она рыдала от ужаса. Реакция подвела его. Нагнувшись вбок, он оказался прямо под тяжелым горшком, и тот жестко врезался ему в голову. Раздался глухой удар, за которым почти сразу же последовал грохот разбивающегося об пол горшка и оглушающий треск, когда убийца Тины рухнул на кофейный столик и расколол его надвое, словно льдину.