Кокон

– Вот ты где, – тихо сказал я.

Поскуливая, собака задрала голову.

Никогда не забуду ее морду. Глаза и часть носа покрылись жесткой коркой, как будто собака надела железную маску. Это гной из ее глаз, смешавшись с грязью, застыл в твердый струп, закрывший половину морды. Она не видела, куда идет, потому и упала в канаву. А перебитая лапа не давала ей выбраться наружу.

Не сводя с нее глаз, я присел на корточки. Она почуяла мое приближение и разволновалась: взвыла, несколько раз попыталась встать, но ничего не вышло. Оставалось только изо всех сил тянуть шею и смотреть на меня. Она не могла меня видеть, но хотела показать, что смотрит на меня, что за этой маской, за жесткой коркой, скрываются полные надежды глаза.

– Не бойся. – Я погладил собаку, отряхнул с ее шкуры снежинки. Она была теплее, чем я думал. Собака послушно лежала в канаве, из ее гортани рвался жалобный вой.

Я резко отдернул руку. Собака что-то почувствовала, испуганно задрала морду, вытянула шею, пытаясь меня отыскать. Я зарылся руками в сугроб у края канавы и столкнул его вниз. Снег с шорохом укрыл собачью спину, она принялась судорожно отряхиваться. Я шагнул на другую сторону и столкнул в канаву скопившийся там снег. Он укрыл собаку до самой шеи, осталась только морда, и она изо всех сил тянулась вверх. Собака смотрела на меня, она хотела, чтобы я знал, что она смотрит на меня, из ее горла вырвался прерывистый вой, голос истончился от холода. Я неотрывно глядел на черную маску, представляя за ней полные ужаса глаза. Какая ничтожная жизнь. Вернулся под навес, взял таз для умывания, зачерпнул им снег и бросил в канаву. Собаку укрыло рыхлым снегом, перемешанным с тяжелыми комьями земли, она исступленно мотала головой, пытаясь высвободить морду. Я набрал новый таз, теперь снег укрыл ее с головой. Припорошенная белым гнойная корка сжималась и вздрагивала, сжималась и вздрагивала, потом исчезла, затихла. Письмо, которое я все это время держал в кулаке, тоже полетело в канаву, сверху я набросал еще немного снега, а потом утрамбовал его дном таза.

Сколько прошло времени? Встав, я почти не почувствовал ног, руки покраснели и опухли от холода. Стемнело, но метель не утихала, снежинки стремительно падали с неба, как крупинки времени в песочных часах. Крупинки потерянного, больше не принадлежащего мне времени. Вспыхнули фонари, высветили грязь на снегу. Я вернул таз на место, сунул руки в карманы и направился к дому.

Тетя и бабушка собирались ужинать.

– Холодно на улице? – спросила тетя.

– Ага, – откликнулся я и сразу сел за стол, не помыв руки.

Тетя разломила пампушку и протянула половину мне. Я сжал ее в ладони, впился ногтями в теплое белое тесто, казалось, у меня в руке лежит горячий снежок. Я почти почувствовал, как медленно тают пальцы, как исчезают линии, исчертившие мои ладони. И сделал глубокий выдох.

За минувшие годы я почти не вспоминал об этом происшествии. В памяти осталось только, как я дошел до магазина “Канкан”, там развернулся и отправился домой. Непонятно, почему я так поступил, то ли из-за погоды, то ли просто не хотел встречаться с твоим дедушкой. А этот короткий эпизод будто стерся из памяти, я не видел ту собаку, нет, ее вообще никогда не существовало. Но теперь, впервые за двадцать с лишним лет, я отчетливо вспомнил собачью морду в черной маске. Какое жалкое, какое незаметное существо. Ее жизнь была совершенно бессмысленна, и я почувствовал, что должен помочь ей положить этому конец. Что я ощутил – удовлетворение или еще большую пустоту? Мне вдруг расхотелось идти к тебе, но я не мог объяснить причину, меня как будто отшвырнуло в сторону центробежной силой. Я сошел со своей орбиты, ускользнул из готового сценария.

Будет ли хомячок и дальше бежать в колесе, если однажды узнает, что всегда оставался на одном месте? Бросив письмо в канаву, я был как тот хомячок, который вдруг остановился после долгого бега.

Ли Цзяци

В следующий раз я увиделась с Се Тяньчэном спустя много лет, встреча была назначена в кафе у вокзала. Из углового окна кафе был виден пешеходный мост, черный от потеков грязного снега. Мужчина в кепке торговал на мосту дешевыми игрушками, птичка “Энгри бердс” со светящимися глазами взлетела, похлопала крыльями и упала, нырнув головой в асфальт. За мостом виднелась островерхая вокзальная башня с часами и крупные красные иероглифы: “Пекинский вокзал”. Дожидаясь Се Тяньчэна, я долго смотрела на вокзал и почти увидела, как он и двенадцатилетняя я быстрым шагом пробираемся сквозь плотную толпу к залу ожидания. У входа было особенно людно, он инстинктивно взял меня за руку, но я тут же вырвалась. Он взглянул на меня и улыбнулся. Улыбка вышла смущенной, он будто говорил: ничего страшного, пустяки. Почему-то я запомнила эту улыбку – наверное, она обнажала мягкую доброту Се Тяньчэна. Как говорила бедняжка Бланш, я всегда зависела от доброты незнакомцев.