Читаем Кокон (СИ) полностью

– Если я сяду с тобой играть, не известно сколько времени пройдёт в реальности. Не хочу, чтобы Куроко снова волновался, – Акаши тоже опустился в кресло, но играть не спешил, памятуя, чем всё закончилось в прошлый раз. Альфа, незаметно улыбнувшись, притронулся к фигурам.

– Теперь ты ревнуешь его ко мне? – вкрадчиво спросил он, первым делая ход. Сейджуро, невольно вздрогнув, стиснул зубы и тоже принялся за игру.

– С чего бы? – его голос едва ощутимо напрягся.

– Ведь теперь только я занимаюсь с ним любовью, а ты, хоть всё и чувствуешь, но не участвуешь в этом. Не делаешь то, что хочешь, лишь подчиняешься моей воле, как и он, – голос Акаши-альфы был очень мягким, приправленный лёгкой издёвкой. – Какая ирония, – продолжил он, видя, что бета повержено опустил глаза. – Похоже, ты обречен всю жизнь ревновать его. Сначала Кагами, затем – Аомине, теперь я… – он снова сделал ход. – Ни минуты упоения собственной властью.

– Да, мне не особо нравится это, но я чувствую, что для Куроко так будет лучше. Тем более, если я не буду выпускать тебя хоть иногда, то ты снова взбунтуешься, – всё-таки ответил Сейджуро.

– Ты можешь делать это с Тецуей в любое время, – голос альфы внезапно похолодел. – Однако почему-то не трогаешь его помимо течки. А я могу находиться с ним лишь несколько дней в году. Тебе не кажется это несправедливым?

– Абсолютно нет, – категорично возразил Сейджуро, пристально взглянув на свою половину.

– А мне кажется, – альфа облизнул свои губы, перед тем, как сделать ход. Наступила тишина, которая помогла Сейджуро сосредоточиться на игре. Впервые ему было настолько сложно вести эту игру и просчитывать ходы. Противник то и дело заводил его в тупик и лишал возможности выиграть при любом удобном случае. Однако Акаши не сдавался и вел эту игру до самого конца, пока на доске не осталось лишь несколько фигур. Проиграть сильному противнику не зазорно, но проиграть ему, самому себе, он просто не может.


– Выпусти меня, – едва слышно выдохнул альфа, когда Акаши собрался сделать последний ход. Рука так и замерла над доской, а пальцы стиснули фигуру, будто пытались превратить её в порошок.

– Даже не надейся, – угрожающе произнёс бета.

– Я хочу побыть с Тецуей, – не спуская с беты горящих жёлтых глаз, настойчиво произнёс Сейджуро.

– Думаешь я поверю тебе? Ты просто ищешь любую лазейку, лишь бы снова взять контроль над телом!

– Нет. Я обещаю, что это только на одну ночь. Всего одну ночь дай мне побыть с ним, – альфа тоже сжимал фигурку, и та треснула в его пальцах. – Ты можешь видеть его каждый день, а я вынужден находиться здесь, во тьме, словно изгнанный демон в вековом заточении. Я необходим Тецуе так же, как и ты. Будучи бетой ты можешь прекрасно жить от течки к течке, не чувствуя голода. А нам с Тецуей мало этого. Наши тела изнывают, не в состоянии насытиться друг другом. Думаешь, ему легко просто спать с тобой в одной постели? – в жёлтых глазах блеснуло презрение. Акаши, нахмурившись, опустил руку. Игра завершилась всего в шаге от победы.


– Где гарантии, что всё не закончится, как тогда? Что я смогу вернуться, а ты не пойдёшь убивать Аомине или ещё кого-нибудь?

– Сейчас ты спокоен, значит, и я тоже, – ровно ответил альфа. – К тому же, у меня есть лишь одна цель – побыть с Тецуей. Больше мне ничего не нужно. Я выполняю только твои желания, и ничьи другие. А может, – он внезапно поднялся на ноги и приблизился к бете, – ты лучше поймёшь, что значит быть с альфой, если я покажу тебе? – схватив его за подбородок, Акаши склонился и завис всего в сантиметре от лица беты. – Помнится, за тобой ухлёстывали два альфы, но ты отказал им, потому что я хотел быть лишь с Тецуей. Однако ты наверняка задумывался, какую бы роль тебе пришлось исполнять, останься ты с альфой, – его губы растянулись в улыбке, а пальцы провели по щеке Акаши.

– Даже если бы не было тебя, я бы всё равно предпочел Куроко этим альфам, – перехватив его руку, хмуро произнёс Сейджуро.

– Ты в этом так уверен? – альфа одним движением прижал его предплечья к спинке кресла, а сам забрался на парня, придавив своим весом.


– Что ты задумал? – прерывисто спросил Акаши, ощущая, дыхание альфы на своей шее. По телу бежали мурашки, и впервые Сейджуро почувствовал себя настолько беззащитным.

– Отдай мне эту ночь. Иначе вместо Кагами я буду пытать тебя. И мои пытки будут гораздо интереснее, чем его, – прошептал он.

– Надо же – моё собственное сознание собралось изнасиловать меня. Как прискорбно это звучит, – иронично ответил Акаши, чувствуя лёгкое головокружение от его близости. Верно, его запах… Сейджуро никогда не ощущал собственный запах, а теперь смог учуять его со стороны. Это не аромат тела, пота или крови. Это особый запах, который присущ особям разных полов. От бет такого не исходит, а вот альфы и, особенно, омеги могут похвастаться разнообразием красок.

– Сначала Кагами, теперь ты… Почему в мою голову лезут всякие настырные типы? – обреченно вздохнул юноша.

– Я никуда не лез. Я был в тебе с самого начала, просто спал. Так что, выпустишь меня? – настойчиво спросил он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство